Псевдоним «Эльза»

Прижав портрет Грица к груди, Катя смотрела вниз, в изъеденный молью красный ковёр между потертыми бархатными креслами, и не могла решиться поднять голову. «Не плачьте, Катрин, генерал сказал, что позаботиться о вас. Князь Григорий Александрович никогда не забывает своих обещаний. Пойдемте, я помогу вам умыться и дам лекарство», – голос сестры милосердия в госпитале, где умер её отец, голос княжны Марьи Николаевны Шаховской! Как бы она могла не узнать его! И в этот момент ей казалось, что она слышит его из мира теней. Так привыкла она за все эти годы думать, что Маша умерла, и именно она виновата в её смерти. Сейчас ей казалось, только найди в себе смелость, взгляни – и призрак исчезнет, растает. Это только память играет с ней злую шутку. И хотя разум подсказывал, что это не так, она же была в доме фермера в Коуволе, ей сказали, что Маша жива, она даже надела на себя её одежду, вместо своей, которая промокла, – да и сейчас стоит в ней. Но встретиться вот так, лицом к лицу, нет, морально она никак не была готова. Надо отважиться, надо взглянуть на неё. Ведь сколько раз прежде, возвращаясь мысленно в прошлое, Катя желала этой встречи, желала объясниться с Мари, желала, чтобы Мари её простила. Груз вины тяжело давил на плечи, хотя и сама она толком не могла бы сказать, в чем она была виновата.

– Это я дала Дарье Александровне этот портрет, – Маша прошла в комнату и приблизилась к ней.

Аромат духов, знакомый ещё с Петербурга, мягкое очарование голоса, округлые, ласковые интонации, безупречное произношение, от которого Катя уже отвыкла в Москве. Это Маша, это она…

– Я подумала, Гриц когда-то соединил нас, потом он стал причиной нашего разлада, но, может быть, на этот раз он поможет нам понять друг друга, ведь мы неразрывно связаны его судьбой.

Маша подошла к ней совсем близко.

– Мы обе его любили, мы обе его помним. Здравствуй, Катрин.

– Не прикасайся к ней, я боюсь, – ещё один женский голос прозвучал резко, испуганно.

Катя вскинула голову. Княжна Зинаида Шаховская. Она стояла за спиной Ливен, Катя сразу узнала её.

– Не бойтесь, Зинаида Борисовна, я не кусаюсь, – сказала она со скрытым сарказмом. – И оружия при мне нет, его отобрал офицер в машине. Марии Николаевне ничто не угрожает. Здравствуй, Мари, – Катя повернулась к княжне Шаховской.

Восклицание Зины словно вывело её из оцепенения, она наконец-то решилась взглянуть Маше в лицо. Всё тот же благородный овал лица, пышные рыжие волосы, слегка подернутые сединой на висках, янтарные глаза, но заметно грустнее, и вокруг них – тонкие ниточки морщин. Едва заметный шрам на щеке, тщательно припудренный.

– Я знала, что ты жива, – сказала негромко Катя, вздохнув. – Когда я пять дней назад ехала в Хельсинки на поезде, из-за плохой погоды поезд остановился недалеко от Коуволы, занесло пути. Я вышла из поезда, хотела самостоятельно добраться до станции и пересесть на другой поезд, времени было мало, я торопилась, – объяснила она и поставила портрет князя Белозёрского на комод, неотрывно глядя на него. – Сбилась с дороги в метель. Мне помог один фермер…

– Оле Паркос, наверняка, – подсказала Маша. – Он живёт недалеко от станции. Он дал тебе мою одежду…

– Да. На мне твоя одежда, – Катя грустно улыбнулась. – Я так торопилась в Стокгольме вернуться сюда назад, что позаботилась только о лекарстве, а о том, чтобы сменить платье, даже не подумала. Кстати, ты только сейчас мне напомнила…

– Оно тебе идет, Катрин. И пусть остается тебе на память. Я тоже знала, что ты в Хельсинки, – призналась она и робко прикоснулась пальцами к руке Кати, та сначала вздрогнула, затем повернулась и взяла руку Маши в свою, слегка сжав её. – Я видела тебя в окно квартиры, где я сейчас живу, ты шла от вокзала к стоянке такси. Я сразу тебя узнала…

– Значит, мы виделись заочно и даже ничего не знали об этом, – Катя кивнула. – Я так понимаю, ты всё это время жила в Финляндии, в вашем старом доме? – спросила она, отпустив руку Маши.

– Маша, сядь, – Зина снова прервала их и придвинула кресло. – Тебе нельзя долго стоять.

– Спасибо, это правда. Я сяду, если ты позволишь, – Маша опустилась в кресло. – Мне недавно сделали операцию, нога ещё слабая, излишне нагружать её нельзя.

– Разве пуля попала в ногу?

Катя расстегнула пальто, стало жарко. Она сама придвинула второе кресло и села напротив Маши. Зина отошла к княгине Ливен, чтобы не мешать. Они тихо переговаривались у зашторенного окна.

– Мне говорили, пуля насквозь прошила голову.