Пси-фактор

Милки охнула, буквально затопив ментальное пространство упавшими ей на ум ассоциациями. Тарис растерянно моргнул, переводя взгляд то на одного то на другую. Слова Голиафа не вязались с картинкой, представленной Милки и это вносило свою лепту в понимание витиеватой фразы.

* * *

У базы данных был свой характер. Его диктовали те сотни личностей, что вошли в состав кластеров. Базе данных были не чужды желания, предпочтения и взгляды на те или иные вещи. Подключаясь к человеку она брала свое в полной мере, пока не насыщалась и не гасла под напором сознания ее оператора.

Фердинанду нравилась та личность. Секретари менялись, а сущность внутри них оставалась все той же: идеальной, цельной и единственной в своём роде. Если бы было возможным не менять ее операторов раз за разом, Фердинанд с радостью бы оставил кого-то из них подле себя подольше, чем пол года. Увы, такое решение неминуемо привело бы к их гибели, а позволить себе убить этих женщин Ферди не мог. Иногда заглядывая в секретарский отдел, или в канцелярию, замечая знакомые лица, он вспоминал их личные полгода работы и понимал что их утрата была бы серьёзной глупостью. В каждой из них оставалось немного от той уникальной искусственной модели, которую он был не против видеть рядом с собой.

Однако, сейчас он спешил поговорить с Вагнер до того, как ее сознание исчезнет и видоизменится. Видеоданные, которые создали с помощью Тридцать девятой волновали его. Спрашивать Абэ о том, что могла рассказать Вагнер было просто расточительством времени. Синхронизация изменит её. Сейчас же, находясь уже без эмоций, но еще без подключения к базе, она могла быть предельно честной. Он верил в это и хотел ее ответов.

Нана, как и ожидалось, пребывала в отделе синхронизации. Знакомая комната, которая служила обиталищем всем секретарям, была уютной и негласно оснащенной датчиками жизнедеятельности. Первое, что бросилось в глаза это ее тонкий силуэт на краю кровати и комки рыжих волос, устелившие пол возле ног девушки, постель, колени и даже предплечья… Нана, облаченная в тонкую рубашку, бесстрастно смотрела перед собой, наматывала на пальцы тонкие пряди и рвала их… В такт ее движениям болталась трубка капельницы, прикрепленная к ее левому запястью.

Прикрыв дверь, Фердинанд медленно приблизился к ней и присел рядом на кровать.

— Смена стиля всегда позитивно влияет на личность. — Абсолютно спокойно произнёс он и смахнул с ее колена оторванный клок. — Но, что-то мне подсказывает, не пройдёт и двух недель, как вы глубоко пожалеете о своих действиях.

— Я не чувствую сожаления, — прошептала Нана, продолжая наматывать очередной локон на палец.

Фердинанд накрыл ладонью её пальцы, прекращая действие, после чего слегка наклонился к её уху:

— Вы можете вырвать все до единого волосы, но это не изменит факта. Вы больше себе не принадлежите. Так что просто примите это и наслаждайтесь ситуацией.

Нана внимательно посмотрела на него:

— И вы пришли, сказать это? О наслаждении ситуацией? Сейчас… С вами? — ее голос оставался предельно ровным и безэмоциональным.

Фердинанд убрал свою руку.

— Я пришёл поговорить о ваших воспоминаниях, Нана, пока они не заблокированы. Я хочу знать о Маркусе Биби.

— Вы стоите друг друга, — с апатией вымолвила Нана, — два абсолютно беспринципных человека борющиеся с лопастями ветряной мельницы при полном доступе к механизму.

Фердинанд не ожидал такого выпада. Говорила она это серьезно, в шутку, с иронией, или же с ненавистью — оставалось загадкой и это неожиданно разозлило его.

— Это слишком смелое заявление, Нана… Достаточно ли у вас оснований чтобы судить?

— Вполне, — Нана никогда не сказала бы такого, если бы была в адекватном состоянии. Она понимала это, но остановится не могла. — Вы оба оперируете насилием, ни капли не волнуясь о поломанных судьбах.

Фердинанд помрачнел:

— Вы ошибаетесь…

— Разве? — она чуть склонила голову на бок и застыла, словно птица. — В моей голове находиться имплант, которого я не просила. А рядом человек, которого видеть нет абсолютно никакого желания. Вы же не отпустите меня, у вас есть планы на мою голову, вот только никто не спрашивал, хочу ли я. Что это, если не насилие? А завтра, — она на миг запнулась и склонилась к нему, — в этом теле меня не станет и вы будете вольны делать все что угодно с угодной вам интеллектуальной поведенческой моделью. Разве это не насилие?

Фердинанд молчал.

— Маркус такой же отвратительный как и вы… — продолжала говорить она. — Я его боялась, а вы забрали у меня даже эти чувства. Если бы я могла, я бы ненавидела вас, мой император. Если бы ненавидела то убила бы…

Резко ухватив её за подбородок, Фердинанд с силой притянул её лицо.

— Лучше бы ты молчала, — процедил он.

Ее губы исказились в усмешке, а голос дрогнул, словно она наконец таки что-то почувствовала.

— Насилие ваш конек… да? — Её взгляд оставался спокоен и безучастен. — Знаете… Тарис по сравнению с вами, сущий ребенок, воплощение невинности и доброжелательности.