Пси

— Это необходимая мера для строгорежимных. Тяжело, да, но воспитательный эффект позволяет вернуться к нормальной жизни.

Резким движением чикист приблизился к Андрею почти вплотную, обдав запахом одеколона и коньяка.

— Вы ведь хотите вернуться в общество? Хотите?

— Д-да, — он выдавил из себя ответ через силу, скорее по привычке, так же как старался не конфликтовать в ЛИМБе.

— Вот и отлично. Ждем вас через неделю. Постарайтесь не опаздывать. Три нарушения, и вы рискуете попасть под действие третьего параграфа.

Толстяк окинул посетителя взглядом, остался доволен результатом и махнул рукой.

— Можете идти.

На ватных ногах Андрей вышел в коридор и уперся лбом в стену. В горле застыл комок со вкусом желчи. Раз в неделю, значит. Воспитательные меры. Перед ним стояли десятки лиц. Тех, кто сгорел, не выдержав ежедневных инъекций. Мертвые дети жестокой педагогики.

Улица встретила его шумом и поднявшимся ветром. Не в силах успокоиться, Андрей закурил, прикрываясь полой куртки. Вкус дешевых сигарет показался спасительным убежищем. Затяжка, еще одна, выдохнуть вонючий дым через ноздри. Нужно всего лишь пережить этот момент. Так же, как делал последние два года, изо дня в день.

— Вы, я видел вас там. Вы же горячий, да?

Голос очкарика из очереди перед дверью заставил вздрогнуть. Молодое лицо «холодного» кривилось в болезненной гримасе. Каждое слово выходило скрипучее, с обгрызанными окончаниями. Словно юноша перенес инсульт и не оправился до конца.

— Что?

— Вы ходили туда? Видели её? Она страшная женщина. Так смотрит, кажется, сейчас вытащит нож и полоснет по горлу. Да? Каждый месяц вызывает. Говорит, что я тварь неблагодарная. И смотрит, смотрит. Как будто я виноват.

Шлепая губами на каждом слове, очкарик брызгал слюной. Андрей отступил, вытирая рукой щеку.

— Что тебе надо?

Не слыша вопроса, юноша схватил его за рукав. Пересохшие колодцы глаз очкарика пугали безумием.

— Я давно хотел поговорить с «горячим». Расскажите. Я хочу знать. Это больно? Мне говорили, что заворот открывает человека, как консервную банку. Правда? Я тоже хотел, думал спрятаться, не ходить к ним. Даже сумку собрал на дачу поехать. Тут рядом, никого нет. Меня бы никто не нашел.

Речь сумасшедшего становилась всё не разборчивее, превращаясь в шепелявое бормотание. Пальцы цеплялись за одежду Андрея, как за спасительный круг.

— Родители не дали. Сказали надо быть, как все. Это же хорошо? Да? Я поверил, сходил.

Резко дернув руку, Андрей освободился от неприятных, навязчивых прикосновений.

— Я спешу, некогда разговаривать.

Спятивший очкарик не отставал. Наоборот стал подходить еще ближе, заглядывать в глаза, старался прикоснуться. Можно было подумать, что несчастный воспылал однополой страстью, но в его действиях не было и капли эротики или желания.

— Дай мне её! Поделись!

— Кого?

— Тебе она не нужна! У тебя она под блокатором, она страдает. Дай! Хоть кусочек, мне!

Не размахиваясь, Вереск ударил раскрытой ладонью очкарика в лицо. Сумасшедший дернулся и упал навзничь. Не дожидаясь, пока он поднимется, Андрей развернулся и почти побежал прочь. Вслед неслась ругань вперемешку с жалостливыми возгласами.

Старый дребезжащий троллейбус неспешно тащился через город. Андрей, совершенно выбитый из равновесия, пялился в окно, радуясь каждой узнаваемой детали, запоминая появившиеся здания, свыкаясь с новым обличием старого знакомца.

— Остановка «Университет», — каркнул хрипатый динамик.

За деревьями уродливыми валунами поднимались обшарпанные корпуса, где прошли самые беспечные годы жизни.

«Вереск, расскажите мне теорему Больцано-Коши. Только не мямлите, как в прошлый раз, давайте четкий ответ». — голос старенького профессора щелкнул бичом укротителя будто в живую. Да, было время! И ведь до сих пор он мог без запинки рассказать эту чертову теорему. «Пусть дана непрерывная функция…»

Андрей улыбнулся и оттаял. ЧиКа? Ерунда! Он будет дисциплинированно ходить каждую неделю. Самое главное — он свободен. Свободен! Пусть его держит поводок, он может делать, что хочет, идти, куда пожелает, есть, что выбрал сам, улыбаться девушкам на улицах, напиться, лежать, когда вздумается, не спать ночами, читать по собственному выбору, писать в интернете.

— Мужчина, вы будете выходить?

Раздраженная кондукторша нависла над Вереском.

— Заснул что ли? Конечная.

Не вступая в диалог, Андрей подхватил рюкзак и вышел из троллейбуса.

Здесь, в отличие от остального города, ничего не изменилось. Та же остановка из металлических труб, окрашенная зеленой краской в десяток слоев. Тот же круглосуточный ларек, куда он тысячу лет назад бегал за палёной дешевой водкой. Здание поликлиники пялилось в пустоту слепыми окошками. Окурки, разбросанные вокруг монументальной урны, кажется, тоже были те же самые. Время застыло в этом медвежьем углу, не собираясь меняться в ближайшую вечность.