Пси

Несмотря на поздний час, за стеной ссорились соседи. Глухие крики было не разобрать, только слышалось, как орут друг на друга два голоса. Андрей потер пальцами лоб над переносицей — там, где говорят должен быть «третий глаз», ощущалась тугая тяжесть. Словно наружу из черепа лезла холодная, отвратительно скользкая змея.

«Сука», — внятно произнес мужской голос в затылке Андрея, — «Убил бы».

— А? Что?

«Бросить этого придурка, пусть себе другую дуру найдет», — вторил женский визгливый голос.

— Кто здесь?

Андрей вскочил. И тут же рухнул на колени, потеряв равновесие. Голова кружилась, ноги отказывались держать. Его стошнило только что выпитым чаем, смешанным с горькой желчью. Пытаясь встать, он схватился за стол, но только стянул на себя клеенчатую скатерть. Чайник опрокинулся и поток горячей воды плеснул в лицо. Сброшенная сахарница осыпала, как снегом, сладкой крупой. Руки скользили по полу в зловонной луже. А голоса под черепом не унимались.

«Идиотка, мать её».

«Хер поганый, импотент конченный».

«Крыса долбанная».

«К маме! Уеду к маме. Пусть сам тут вошкается. Ой, мамочка!»

Пойманный в ловушку бессилия, Андрей упал на спину. Осколки посуды больно впились в правый бок. На мгновение взгляд прояснился. Кухня, привычная и маленькая, будто раздвинулась, разрослась в целую вселенную. А вокруг центра этого мироздания, вращались огромные прозрачные дуги астролябии, отмеряющие жизнь, смерть и минуты сущего. Круги с черточками делений, стрелки, указывающие непонятные направления, дуги с непонятными символами. И центр этого всего — он сам. Гвоздь, на котором держится мир. Созерцающий, как детали механизма неспешно проворачиваются вокруг самих себя.

Видение оборвалось. Кухня, перекрашенная рассветом в апельсиновую корочку, снова сжалась до нормального размера. Кислый запах бил в ноздри. На ладонях застыла грязная пленка, шелушащаяся и противная. Андрей поднялся и, держась за стенку, с трудом добрел до ванны. Сбросил одежду прямо на пол, включил душ и встал под обжигающие струи.

Придя в себя, Андрей прибрался на разгромленной кухне, поставил на плиту кофейник и попытался вспомнить события этой ночи, стыдясь выковыривать из памяти обрывки смутных образов. Не понимая, что произошло, то подозревая себя смертельно больным, то подозревая в отравлении съеденную за ужином рыбу.

«Где мама?» — неожиданно спрашивает детский голосок за лобной костью.

Кофе сбежал, шипя растекся по плите. Но Андрею было всё равно.

«Надо к терапевту записаться, опять бессонница. Пусть таблеток выпишет, тех зеленых, по рецепту», — дребезжало старушечье карканье.

«Ненавижу будильник», — хрипел бас.

Голоса один за другим появлялись в голове и так же исчезали. Кричали, спорили, говорили о непонятных вещах. Спутанные и сбивчивые. Как обрывки телеграмм на взорвавшейся почте.

Проваливаясь в них, и раз за разом выныривая как пловец на гребне волны, Андрей начал различать отдельные голоса. А следом пришло узнавание. Вот тетя Валя с первого этажа считает оставшиеся до пенсии деньги. Это Вадик из соседнего подъезда, комментирует утреннюю передачу по телевизору. А томный, с хрипотцой голос — Галка из квартиры напротив. Думает о новом хахале.

Не выдержав, Андрей бросился к входной двери. Схватил куртку, впихнул ноги в новые кеды, смяв задники. Кубарем скатился по лестнице. Задыхаясь, не обращая внимания на лужи, побежал в сторону парка.

Гвалт в голове не унимался. Но теперь звучали другие голоса, незнакомые. Целый хор, шепчущий наперебой. Их слова не складывались в осмысленные фразы, рассыпаясь, как разбитый хрустальный бокал.

Первые сто метров в парке Андрей пробежал не останавливаясь. Только за поворотом аллеи, когда стихли все посторонние слова в голове, рухнул на лавочку. Задышал, разевая рот, как пойманная рыба. Закашлялся, сплевывая горькую слюну. Стало чуть легче. Улеглась паника, подгонявшая всё это время шпорами страха.

— Спокойно. Спокойно, дружище. Это просто померещилось. Наверное, действительно траванулся чем-то, — Андрей, не в силах сдерживаться, успокаивал сам себя вслух, — Это галлюцинации. Самые обычные глюки. Чем там травились в средние века, что видели ангелов? Спорыньей? Вот и я, кажется, этим самым. Нажрался, а теперь брежу. Держаться! Сейчас полегчает, пойти домой, выпить угольных, воды побольше, даже лучше чая, чтобы выводилось быстрее. Лечь спать. Оно пройдет, точно, на завтра буду как новенький.

Мимо проходил старик в шляпе. На длинном поводке — молодой эрдельтерьер. Собака подбежала к Андрею, махнула хвостом, обнюхала мокрые кеды. Эй, человек, может, поиграем? — светится в умных глазах.

Старик дернул поводок. Взгляд безразлично скользнул мимо сидящего на скамейке молодого человека.

«Наркоманьё», — прогудел в голове Андрея голос, — «Уже и до парка добрались. К стенке всех. К стенке! По пуле каждому!»

— А рука поднимется? — от неожиданности, Андрей вслух спросил у голоса.

— Поднимется! — резко выкрикнул ему старик, подтягивая к себе собаку, — Лично бы вас всех расстрелял, гадов!

Догадка обжигала, не давала себя ухватить, вырывалась.

— К стенке! Всех!