Псих

– Сама виновата, – говорит существо с ногтями в десять сантиметров (Новая Барби – рыжая кобыла, в продаже только у нас. Айподы, айпэды, провода, две модификации по обе стороны – белобрысая и шатенка – и бутылка колы-лайт в комплекте). Я не помню, как их зовут, но мне это и не надо – психотип ясен без лишних слов. Такие девицы на пары приходят редко, а если приходят, то для того, чтобы выпросить баллы у преподов мужского пола и поиздеваться над представительницами женского. Этот экземпляр рад любым новым слушателям и раааааасскааааазываеееет мне следующее: у аспиранточки все начало пары звонил телефон, она терялась, краснела, извинялась и выбегала поговорить, а потом Барби-клике это надоело, и они стали выражать ей своей недовольство. В конце концов главная Барби отобрала у той телефон, после чего аспирантка почему-то побежала плакать в коридор.

Мне становится ясен Барбин настрой – она, видимо, думает, что раз у меня справка, так я сейчас с ходу предложу им полить француженку бензином или запущу в нее стулом. Они все думают, что я из тех, кто может внезапно достать из рюкзака живую мышь и проглотить, запив неразбавленным спиртом. Да, между прочим, и такие у нас есть – но я, в отличие от них, моюсь и не штукатурю лицо. И у меня Хэллоуин не круглый год.

Вместо этого я совершаю подвиг.

Я не снимаю с Барби скальп и не выбрасываю ее из окна. Я осторожно, одним пальцем отодвигаю от края парты бутылку с колой, пока она с радостным бульком не опрокидывается на свою хозяйку, ее часики, ее сумочку и ее разнообразную технику. Телефон я успеваю сбросить на пол, потом поднимаю, в коридоре на бегу сую его француженке, которая уже наплакала вокруг себя целую лужу, и несусь прятаться в женский туалет – воровать ключи у уборщицы иногда бывает полезно.

Я сижу на подоконнике в самом дальнем углу туалета и думаю, что, естественно, за мной никто не побежит, что Барби утрет слезы и станет звонить сначала папочке, потом мамочке, а потом семейному адвокату. Или нет, адвокату она позвонит первым. Кстати, приходит мне в голову, у нас же запрещены мобильные телефоны – француженка получит по шапке, если все выплывет наружу, в каком бы виде оно ни выплыло. Я на всякий случай пересчитываю стоимость испорченной техники, что приводит меня в еще более глубокое раздумье. Давайте мыслить логически. Мне уже приходилось врать под присягой (один раз, но зато какой), перепрыгивать рельсы перед едущим поездом (один раз, и больше не хочу), совершать подлог и воровать (бессчетное количество раз) – слушайте, ну какая-то там бутылка кока-колы… Если бы эта бутылка еще давала гарантию, что кто-то станет умнее. Пора слезать с подоконника и идти домой – все равно, считайте, меня уже отстранили.

Почему мне жалко таких дурочек, как Марселла, или как эта специалистка по Аполлинеру? Может, потому что я сама старая сентиментальная идиотка?

ОТСТРАНИЛИ!

Два месяца.

Блин, два месяца терапии, скорее всего. Дома ремонт, туча строительной пыли, я «плохо, криво, нелогично, не так, нерационально» выношу и переставляю мебель, натягиваю на нее пленку, вытираю пыль, в то время как можно было спокойно спать в университете без урона для глаз, легких и нервов. И вы вряд ли угадаете, почему.

В кабинете декана, к моему удивлению, не было рыжей Барби. Зато была курица породы «французская особая слепая», которая распахнула блокнот и заявила следующее: я систематически неуважительно относилась к ее занятиям, занималась на них ерундой и теперь вот этот вопиющий инцидент. На что я (клянусь, исключительно от неожиданности) сказала, что в следующий раз мне следовало бы заявить на нее в учебную часть за нарушение дисциплины и отправить ее телефон поплавать в городском парке. Она подняла такой визг, что декан молниеносно послал меня в двухмесячное изгнание только для того, чтобы мы обе скрылись с глаз долой.

Правосудие, ага. Господа, у меня такое впервые, клянусь медицинской картой.

Два дня бьюсь головой об стену – хочется на лекции. У меня острый недостаток информации в организме, тем более что компьютер вместе с другой техникой спит под пленкой на антресолях – у меня нет и этого, часто единственного, окна в окружающий мир. Вот разве что телефон. Кстати, меня не ругают и даже не отправляют к доктору – затихли. Не знаю, что бы это могло значить. Смирились, что ли? Так по-моему, это еще хуже. Если у меня есть возможность улизнуть, я болтаюсь по городу, иногда звонит Марселла, и мне даже кажется, что она пытается меня поддержать. Нет, мне не то чтобы жаль себя, просто, знаете, иногда бывает чувство, что это уже слишком, что на нервах кто-то прыгает, как на батуте.