Психея. Забвение

Странная традиция, для человека из другого государства немного дикая. Мертвые приходят в их дома, пока они горланят песни и танцуют. Я рассыпаю так, как она сказала, выхожу за ограду и продолжаю работу, несмотря на то, что те самые соседские дети все еще играют перед моим домом. Делаю вид, что сосредоточена на своем деле, но ощущаю их страх, самые маленькие тут же убегают в свои дворы, а постарше начинают шептаться. Ненависть осязаема, когда это делают взрослые, у тебя есть определенный щит, защита, но дети… Они искренние в своем страхе и ненависти, кинжалы врезаются в твою спину независимо, хочешь ты этого или нет. Все еще сосредоточенная, я дохожу до конца дорожки и вытряхиваю остатки лепестков из коробки, оставляя ее около ближайшего мусорного бака, наполненного такими же по размеру и цвету.

Возвращаюсь к дому, пока передо мной не вырастает чья-то тень в замусоленном и покрытом пятнами фартуке, вынуждая остановиться. Высокая мексиканка, с глазами своего умершего сына стоит передо мной, заламывая руки, нервничая.

— Я знаю, что ты не виновата, — говорит она, едва не плача, — и хочу тебя попросить от его лица.

— Внимательно слушаю, — отвечаю ей, замечая, как она лезет в глубокий карман своего фартука и достает фотографию в круглой рамке. — Что мне с этим сделать?

— Поставь на стол вместе со всеми фотографиями, он хорошо к тебе относился и хотел бы, чтобы ты его помнила. — Она протягивает мне рамку. — Всегда ставь ее. Не забывай моего ангела.

У меня нет слов, беру круглый предмет и рассматриваю улыбающееся лицо симпатичного Матео, размахивающего широким сомбреро. Киваю ей, не очень понимая, куда именно поставить и что делать. Но и отказывать не хочу, раз она считает, что так нужно. Она ждет, не собираясь уступать мне дорогу, я, в свою очередь, не хочу наступать на лепестки для мертвых.

— Обязательно поставлю, — отвечаю матери ребенка, успокаивая.

— Всегда ставь и своих родителей. Это важно, — убеждает она меня, внутри разливается пустота, черная и липкая, от воспоминаний о моих маме и папе.

— Хорошо, — бесцветным голосом говорю, женщина немного сдвигается.

Как только обхожу ее, она касается моей руки, затем отдергивает ее. Глаза матери Матео, наполненные болью, краснеют, она сутулится и обнимает себя руками.

— Он хотел стать таким же, как ты. Исследовать для того, чтобы найти всех пропавших детей. Чтобы каждая мать смогла придать тело земле, — голос ломается, звучит сдавленным, женщина пытается взять себя в руки.

— Мне очень жаль. Я знаю, что такое боль утраты. — Кладу свою ладонь на ее плечо и сжимаю его. — Я буду помнить.

У меня нет сил стоять рядом со всхлипывающей матерью, снова ныряя в глубины своей трагедии, не могу позволить мраку заполнить меня всю и утащить в ад одиночества и неведения. Возвращаюсь домой, крепко сжимая в руках рамку с фотографией. Химена стоит спиной ко мне прямо на входе в дом, перед ней широкая лавка, та, что стояла на кухне. Она застелена красивой скатертью с национальными узорами. Поверх нее расположены разного размера рамки с фотографиями ее предков. Рядом с ними рассыпаны бархатцы, придавая фотографиям торжественный вид. Тарелки, которые она расставляет напротив каждой фотографии, заполнены сахарным печеньем и конфетами. Придвигаюсь ближе к ней и ставлю в середину фотографию погибшего мальчика, она удивленно разворачивается и смотрит мне в глаза.

— Пусть он не ваш родственник, но был моим маленьким другом, — сдавленно говорю я.

Женщина не спорит со мной, идет в дом за еще одной тарелкой и ставит напротив фотографии Матео, я сыплю лепестки и поднимаю одну из свечей.

— Что будет, если фотографию мертвого не поставить? — спрашиваю Химену и зажигаю свечу.

— Он умрет. Смерть после смерти. Это гораздо страшней. — Понимающе киваю. — Ты не привыкла к подобному?

С улицы доносится громкое пение и мелодия, исполняемая на гитаре. Грустная улыбка касается моих губ.

— Мы придаем тело кремации, распыляем прах там, где желал усопший, и на кладбище остается только надгробие, без человека, лежащего под землей. Мы приходим к мертвым спокойно поговорить, чем-то поделиться… У вас все иначе. — Ставлю свечу на тарелку между сладостями и отхожу в сторону.

— Мы рады, что наши родственники спускаются к нам с небес. Это единственный день в году, когда мы можем поделиться с ними нашей любовью, и они ее почувствуют. — Женщина внимательно следит за моими эмоциями, сменяющимися одна за другой. — Ты могла бы поставить фотографию своих родителей рядом с нашими предками, у них будет возможность вернуться на один день и увидеть тебя.

Я осматриваю все рамки и людей, когда-то радовавшихся жизни, дышащих этим воздухом и наслаждавшихся каждым днем. Наверняка однажды они тоже стояли напротив подобной этой скамьи и расставляли фотографии, с любовью рассматривали своих родных — теперь уже умерших родственников. Внутри меня разрастается темная дыра.