Психиатрическая лечебница

Борясь с потоком эмоций, смешанных со страхом от понимания, что вернувшаяся к отцу способность ходить является лишь результатом воздействия монстра, они успешно и беспрепятственно добрались до первого этажа к той заветной двери, ведущей к закрытому крылу через узкий коридор. Идти через парадный вход ей почему-то не хотелось, да и надежда найти где-нибудь на заднем дворе своего «жука», на котором они смогут уехать из этого места, все еще подогревала ее.

Подведя отца к двери, первым делом она хотела попросить его оставаться здесь и никуда не уходить, хотя все еще сомневалась, что тот смог бы самостоятельно передвигаться, но этого не потребовалось. Он без посторонней помощи стоял и вовсе не собирался куда-либо идти, лишь слегка покачивался и без интереса рассматривал узоры, вырисованные выцветшей и потрескавшейся краской на двери.

В ее голове давно созрел план, как покончить со всей этой чертовщиной, и как бы ужасно он не звучал, жалея единственного нормального в этом месте человека, ее решимость ничем нельзя было сломить. Не теперь, когда она так близка к решению этой проблемы.

Вся сложность ситуации заключалась в том, что просто так покинуть лечебницу нельзя. Это ничего не изменит, в виду тех полученных ею знаний. Монстр просто не отпустит как ее саму и ее отца, так и всех остальных обитателей этого места. И решение вопроса должно быть радикальным как никогда, к тому же, именно этого и ожидают от нее Михаил и Дмитрий Высоковы. Сейчас не время для проявления жалости и мягкого женского характера. Ее никто не жалел в столь грубом отношении, накачивая транквилизаторами, закрывая в комнате для умалишенных и зверски избивая.

− Никто из вас уже не человек! — цедила она сквозь зубы, собираясь духом для финального акта правосудия.

Ее размышления прервало потрескивание динамиков в углу помещения, вслед за которым зазвучал голос доктора Высокова. Но он не был обычным. В нем были слышны ноты безразличия вперемешку с отчаянием и болью. Еще одна странная смесь эмоций, заметила Юля, как и в тот раз, перед тем, как он передал ей связку ключей.

Голос говорил:

«Юля, я знаю, что ты меня слышишь, ведь если ты еще не выполнила то, что задумала, то и не освободилась.

Я хочу… Нет, я должен извиниться перед тобой. Я сердечно прошу прощения у тебя за то, что был вынужден заставить решать мои личные проблемы, которые собственноручно решить не в силах. Все те проблемы, создаваемые мною на протяжении долгих-долгих лет. Но только ты можешь нас спасти, только ты способна нас освободить. Я не выдержу. Я не хочу и не могу больше ни дня терпеть всего этого. Я уничтожил сотни жизней, испепелил сотни душ, и все они теперь на моей совести, день за днем терзая остатки моей собственной души. Я каждую ночь во снах вижу их боль, слышу их страдания и мольбы о помощи. И все бы ничего, если бы все происходило лишь во сне, являясь моим личным адом. Нет. Под маской безразличия и слепого повиновения каждый из этих людей страдает, жаждет освобождения и мести. Мести за их украденные и разрушенные жизни. Но никто из них, из нас, не может даже намека на эти чувства выразить. Знала бы ты… Знала бы ты, чего мне стоит сейчас говорить… Мы все во власти демона. Он — источник нашей боли, нашей жизни и смерти, он решает, кому стоит говорить, а кому молчать, кому жить, а кому умереть. А я потакал ему в этом столько времени.

Я не стану оправдываться, что все это, как ты уже знаешь, проделки того, кто правит мной, если уже не сделал этого. Так судить было бы глупостью и лицемерием. Я должен был найти способ все это остановить до того, как все зашло слишком далеко. Но я этого не сделал. Даже не попытался. Это всецело моя вина. Перекладывать ответственность за свои деяния на кого-то — поступок отнюдь не мужской, и я все это принимаю».

Юля оглядывалась по сторонам, не находя себе места и пытаясь осознать все услышанное. Некоторая противоречивость в его словах вызывал в ней бурю эмоций и смешанных чувств, то и дело сменявшихся одна на другую. Ненависть. Сожаление. Страх. Разочарование. Даже ощутила, что имеет какое-то уважение к этому человеку. Не за то, что он делал раньше, а что делает сейчас; хотя до этого момента она была убеждена, что ничего доброго к такому, как он, испытывать попросту невозможно.

А голос с короткими паузами и стонами боли продолжал:

«Мне правда очень жаль, что все это упало на твои плечи. Я бы все отдал, если бы мог поступить иначе, но не могу. Мои руки связаны, а я лишь марионетка в Его власти.

Я верю, Юля, верю, что ты сможешь однажды простить меня. Но это сейчас не самое важное. К этому ты сможешь вернуться потом, выбравшись из этого проклятого места.

Ты должна исправить то, на что у меня не хватило сил. Выполнить то, что задумала, не задумываясь о последствиях, ведь если ты не успеешь, то все будет зря. А я не знаю, как долго смогу еще удерживать их здесь… − он тяжело вздохнул, а в создавшейся тишине стали слышны глухие удары, словно кто-то выколачивал дверь, пытаясь выбраться наружу или куда-то войти.