Психиатрия войн и катастроф. Учебное пособие

I. Тяжелораненые и обожженные. Возможности оказания им психиатрической и психологической помощи ограничены соматическими нарушениями. Однако в тех случаях, когда сознание пациента сохранено, с ним можно и нужно установить контакт и по возможности непрерывно его поддерживать вплоть до момента эвакуации с места происшествия.

II. Пострадавшие легкой и средней степени, способные к самостоятельному передвижению. Следует учитывать их растерянность, спутанность сознания, потребность в психологической поддержке. Ее следует начинать при первом же контакте с пострадавшим, громко и ясно разъясняя, что с ним произошло и что его ждет в ближайшем будущем. Учитывая повышенную внушаемость пострадавших, следует в полной мере использовать приемы суггестии, не слишком заботясь о точности предоставляемой информации. Например: «Вы пострадали от взрыва. У вас перелом руки и небольшие ожоги. Соберитесь с силами, и я провожу вас к тому месту, где вы получите медицинскую помощь». Такой образ действий позволяет предотвратить развитие более тяжелых психических нарушений.

III. Пострадавшие с психическими расстройствами в качестве ведущих. В случае аффективно-шоковых реакций пациенты нуждаются в скорейшей помощи специалиста-психиатра.

IV. Пострадавшие с психологическими нарушениями. К ним относятся как непосредственные свидетели взрыва, так и их родные, близкие, знакомые, соседи. Опыт показывает, что эта категория лиц нуждается не только в психокоррекционных мероприятиях, но также в конкретной помощи в плане разъяснения ситуации, установления непосредственных и телефонных контактов с их личными и деловыми партнерами и т. д.

Изучая психопатологические последствия взрыва в г. Волгодонске 16 октября 1999 г., когда пострадало несколько десятков домов, примерно у 70 % пострадавших был выявлен своеобразный «синдром шести часов» (Галкин К. Ю., 1999). Он включал в себя внезапные (как от толчка) регулярные пробуждения во время, совпадающее со временем взрыва, сопровождающиеся острым ощущением опасности, парестезиями и дереализационно-деперсонализационными симптомами. Клиническая картина у 100 % обратившихся за помощью детей включала в себя нарушения сна, страхи, эмоционально-волевые нарушения, астенические проявления. В отдельных случаях отмечались проявления системных неврозов (заикание, тики, энурез), а также истинные зрительные и слуховые галлюцинации. Отмечалось, что наибольшее число обращавшихся составляли дети 10–12 лет. Клиническая картина ПТСР у детей и подростков различалась по степени структурированности. Так, у детей младшего возраста преобладали психомоторные, речевые и соматовегетативные расстройства по типу регрессии возраста. У подростков в препубертатном и пубертатном периодах симптомы ПТСР достигали «взрослой» степени структурированности. При этом клиническая картина ПТСР у подростков и взрослых была достаточно типичной (интрузии в виде флэшбэков и др.).

По данным изучения психологии чеченской войны, Л. А. Китаев-Смык (2002) описывал так называемый «минный синдром», обращая внимание на то, что в этих случаях «смерть спрятана и неподвижна…», а «минную смерть может и должен разбудить сам обреченный на гибель». Комплекс «минного синдрома» у предполагаемых жертв включает в себя радостное переживание скорости в пути, чувство овладения пространством, ощущение «вознесенности» над землей, кажущуюся обезличенность «пыли дорог» и «ощущение мнимой смерти». При свершении подрывного акта у террористов может наблюдаться феномен «упятиренной радости»: радость мщения, радость от мастерски выполненной и хорошо оплаченной работы, радость «киногероя», радость ощущения себя «человеком Мира» и радость отмененного страха перед громом («Я – громовержец!»).

9.3.2. Заложничество

Заложничество отличается от непосредственной террористической атаки (взрывов, выстрелов) тем, что сразу заставляет человека переживать вероятность скорой смерти. Этого переживания нет при непосредственной атаке – там оно появится спустя время. В ситуации заложничества, напротив, ожидание смерти появляется сразу. В ситуации заложничества один страх, отсроченный, в виде запоздалых переживаний уже произошедшего захвата заложников, постепенно накладывается на другой страх (ожидания смерти), как бы удваивая переживания (Малкина-Пых И. Г., 2005).