Психические убежища. Патологические организации у психотических, невротических и пограничных пациентов

Деструктивные импульсы в этом бредовом мире иногда проявляются открыто, как неодолимо жестокие, угрожающие остальной самости смертью ради утверждения своей власти, но чаще они проявляются замаскированно, как всемогущественно благожелательные или спасающие жизнь, обещая обеспечить пациента быстрыми идеальными решениями всех его проблем. Эти лживые обещания рассчитаны на то, чтобы нормальная самость пациента стала наркотически зависимой от его всемогущей самости, чтобы заманить нормальные здравые части в эту бредовую структуру и там их заблокировать» (Rosenfeld, 1971а, р. 169–178).

Может также возникнуть обратная ситуация, когда пациент проецирует психотическую часть личности в аналитика и затем чувствует, что должен охранять свое здравомыслие от садистических нападений аналитика, воспринимаемого как сумасшедшего в его стремлении выполнить свою аналитическую задачу.

Важно помнить, что, хотя психотическая организация может служить убежищем от катастрофических тревог фрагментации и дезинтеграции, даже у пациента-психотика могут возникать депрессивные чувства, которые также ощущаются невыносимыми. И тогда бредовое убежище может стать необходимым для избегания этих чувств, которые могут легко трансформироваться и смешиваться с чувствами преследования. Депрессивные чувства могут быть особенно пугающими, если они кажутся выражением здравомыслия пациента, поскольку тогда они становятся вызовом господству психотической организации и угрожают возникновением отношений зависимости от аналитика, основанных на психической реальности, а не на бреде.

Клинический материал

Некоторые моменты я постараюсь проиллюстрировать с помощью фрагмента клинического материала из анализа г-на С., который недавно оправился от серьезного срыва, и, хотя он уже был в состоянии вернуться к работе, его стиль мышления отличался выраженной параноидностью и конкретностью. Он начал сеанс с горьких жалоб на своих работодателей, которые были к нему несправедливы, а затем и на своего аналитика, который ничего не сделал, чтобы исправить эту несправедливость. Затем он описал инфекцию груди, поразившую его мать, когда он был младенцем, и далее с триумфом заговорил о своей способности ранить аналитика. После этого объявил, что намерен поменять работу, и, поскольку потребуется переезд в другой город, это будет означать конец его анализа.

Аналитик почувствовал печаль, представив, что утратит этого пациента, и проинтерпретировал, что пациент хочет избавиться от собственной печали и хочет, чтобы он, аналитик, ощущал боль разлуки и утраты. Пациент ответил: «Да, я могу делать вам то, что и вы делаете по отношению ко мне. Вы в моих руках. Это уравнивание». Секундой позже он принялся жаловаться, что его отравляют, и начал обсуждать государственную политику ядерного сдерживания. Он доказывал, что это глупо, поскольку эта политика предполагает полное уничтожение человечества, но политика ядерного разоружения не лучше, поскольку невозможно нейтрализовать существующие боеприпасы. Затем он пожаловался на проблемы с желудком и на понос, и сказал, что последнее время ходит в туалет после каждого сеанса. Он пояснил, что вынужден «высирать» каждое слово, полученное от аналитика, чтобы не заразиться от инфицированного молока.

В своей реакции на интерпретацию аналитика пациент вначале как будто бы согласился, что хочет, чтобы аналитик почувствовал боль разлуки и утраты для того, чтобы «уравняться» с ним, но через секунду пожаловался, что его отравляют. Думаю, он счел эту интерпретацию правильной, но угрожающей, поскольку она открывала его для таких переживаний, как горе, тревога и вина, связанных с утратой аналитика. Он чувствовал, что интерпретация вынудила его забрать эти чувства обратно в себя, конкретным образом ощутил их как яд и попытался вывести их с фекалиями. Пациент испугался, что переживания такого рода будут угрожать господству психотической организации и оставят его в отчаянном состоянии. Катастрофический характер его тревоги проявился в том, как он говорил о ядерной катастрофе, и его упорство в том, что против ядерного нападения не устоит никакая защита, возможно, коренится в убеждении, что его защиты не способны оградить его от слов аналитика. Ему нужно было, чтобы аналитик признал, что С. способен поддерживать отношения с ним только при условии, если он согласится удерживать связанные с утратой переживания в своей душе и не бросать вызов психотической организации, преждевременно пытаясь вернуть их пациенту. После краткого контакта с переживанием утраты психотическая организация вернулась на свои позиции в заявлении пациента, что он «высирает» каждое слово, сказанное аналитиком.

Еще один фрагмент клинического материала