Психоаналитическая традиция и современность

В связи с этим замечу следующее. Действительно, подмеченный Фрейдом факт «запрета на мышление» был в послереволюционной России реальностью, наложившей заметный отпечаток на жизнь людей, создающих новое общество. В начале 1930-х годов, когда основатель психоанализа высказал приведенное выше соображение, ранее имевшие место теоретические дискуссии завершились разгромом идейных противников марксизма в России, высылкой инакомыслящих из страны, заключением их в тюрьмы и лагеря или физическим их уничтожением. Во многом это предопределило последующее развитие России, где марксистское мировоззрение, превратившееся в марксизм-ленинизм, обрело статус официальной идеологии, подмявшей под себя экономику, политику и право. Парадоксальность ситуации заключалась в том, что классический марксизм ставил во главу угла экономические преобразования в обществе, в то время как в советском марксизме экономика оказалась в подчинении у идеологии. Не бытие определяло здесь сознание, что лежало в основе марксистского учения о мире и человеке, а отчужденное, затравленное идеологическими штампами сознание творило и поддерживало террор, в условиях которого весь ужас бытия воспринимался в качестве необходимого и закономерного существования, предвещающего лучшее будущее. Однонаправленное мышление, насаждаемое и закрепляемое идеологией, отрицательно сказалось буквально на всех сферах жизни общества и фактически после более чем семидесятилетнего развития России привело ее на грань экономической катастрофы и нравственного оскудения. Так что Фрейд имел все основания говорить о запрете на мышление как опасной тенденции, способной привести к таким результатам, которые окажутся весьма плачевными не только для отдельного человека, но и для страны в целом.

Однако подмеченный Фрейдом запрет на мышление не был свойствен только марксизму. Он коснулся и психоанализа, хотя и не в таких экстремистских формах. Любая критика психоаналитического учения воспринималась его основателем и его ортодоксальными последователями как нечто еретическое, заслуживающее сурового осуждения.

Критика извне рассматривалась как несостоятельная по той простой причине, что, согласно Фрейду, не будучи психоаналитиком, никто не имел права ни вмешиваться в разговор о психоанализе, ни судить о психоаналитических идеях и концепциях. И это было не прихотью Фрейда, а его идейным убеждением, которое легло в основу всего психоаналитического движения. Критика изнутри расценивалась как измена, подлежащая безоговорочному осуждению и наложению соответствующей кары на тех, кому, по выражениям Фрейда, стало неуютно в преисподней психоанализа. Это привело к изгнанию из лона психоаналитического движения диссидентов, пытавшихся по-своему переосмыслить психоаналитическое учение о человеке и культуре. В частности, самим Фрейдом были осуждены такие его бывшие коллеги по психоанализу, как А. Адлер и К.Г. Юнг. Впоследствии ортодоксальные психоаналитики приложили немало усилий для отлучения от классического психоанализа строптивцев, поставивших под сомнение корректность изложения или трактовку некоторых положений Фрейда. Так, в начале 1960-х годов из Международной психоаналитической ассоциации был исключен известный французский психоаналитик Ж. Лакан, создавший позднее школу структурного психоанализа, а в начале 1980-х годов – бывший профессор санскрита Торонтского университета и бывший секретарь архива Фрейда Дж. М. Мэссон, который, имея доступ к неподлежащим огласке материалам, выступил в печати с заявлениями, подрывающими авторитет основателя психоанализа.

Одним словом, как и в марксизме, в психоанализе существовал негласный запрет на инакомыслие. Другое дело, что Фрейд осуждал подобный подход в рамках марксизма, но в лоне психоаналитического движения сознательно способствовал возникновению той идейной атмосферы, которая породила и со временем усилила непримиримость в борьбе с инакомыслием в психоанализе.