Психоаналитическая традиция и современность

Поставив перед собой риторический вопрос, Фрейд не стал отвечать на него. Перед ним была иная цель: он предложил другим задуматься над будущим развитием России, осмыслить складывающуюся ситуацию, исходя из психоаналитического учения о человеке и культуре. Единственное, пожалуй, что он не учел, так это судьбу самих советов в России, которые со временем утратили ранее провозглашенную власть и превратились в институт, целиком и полностью подчиненный тирании партийного аппарата, воплощавшего в жизнь волю «вождя народов», безраздельно правившего страной на протяжении более трех десятилетий, и пришедших ему на смену лидеров, осуществлявших государственное руководство от имени властвующей партийной элиты.

Но развенчание Фрейдом иллюзии относительно отмены частной собственности как предпосылки освобождения человека из-под гнета чуждых ему внешних сил и внутренних агрессивных влечений, оказалось провидчески верным. В самом деле, с ликвидацией частной собственности в послереволюционной России средства производства были провозглашены народным достоянием. Однако, перестав быть частной, собственность была огосударствлена, так, по существу, и не став общенародной. В результате трудящиеся оказались отчужденными и от средств производства, и от распределения продуктов труда, и от реальной власти на своих предприятиях, земельных угодьях и в иных сферах приложения своих физических и интеллектуальных сил, способностей, возможностей. В психологическом плане ликвидация частной собственности привела к утрате людьми чувства хозяина земли и своей страны. Что касается устранения агрессивных наклонностей человека, то события последних лет, связанные с обострением национальных конфликтов, разжиганием ненависти друг к другу, вооруженными столкновениями в различных регионах страны и криминализацией общества, убедительно продемонстрировали, что частная собственность здесь не при чем. Проявление агрессивности людей скорее обусловлено их бездуховностью, нравственной деградацией, отрешенностью от общечеловеческих ценностей культуры. В этом смысле прав был, видимо, Достоевский, высказавший мысль о том, что человек изменится не от внешних причин и тем более не от насильственной ломки экономического быта, а от нравственной перемены, совершаемой внутри его самого.

Все соображения Фрейда о гигантском эксперименте в обширной стране между Европой и Азией, изложенные им в таких работах, как «Будущее одной иллюзии» (1927), «Неудовлетворенность культурой» (1930), третий цикл лекций по введению в психоанализ (1932), могут быть оценены по достоинству сегодня, когда переосмысление исторического опыта развития России становится важной вехой на пути понимания ее дальнейшей судьбы и поиска новых ориентиров ее социально-экономического и культурного обустройства. Однако наиболее существенным среди них представляется соображение, высказанное им по поводу «запрета на мышление», курса, получившего статус официальной идеологической политики в стране, стремившейся к претворению в жизнь ценностей и идеалов, лежащих в основе марксистского мировоззрения. «В своем осуществлении в русском большевизме теоретический марксизм нашел энергию, законченность и исключительность мировоззрения, но одновременно и зловещее подобие тому, против чего он борется. Будучи первоначально сам частью науки, опираясь в своем осуществлении на науку и технику, он создал, однако, запрет на мышление, который так же неумолим, как в свое время в религии. Критические исследования марксистской теории запрещены, сомнения в ее правильности караются так же, как когда-то еретичество каралось католической церковью. Произведения Маркса как источник откровения заняли место Библии и Корана, хотя они не менее свободны от противоречий и темных мест, чем эти более древние священные книги» (Фрейд 1989а, с. 414).