Психоаналитическая традиция и современность

Один из выступающих высказал свое недоумение в связи с определением личностной рефлексии как «рефлексии о нерефлексивном», которое положено в основу диссертационной работы А. В. Россохина. Речь идет, на его взгляд, о некой тавтологии, не проясняющей суть феномена рефлексии.

Действительно, понятие «рефлексия о нерефлексивном» может считаться тавтологичным. Однако представляется важным само существо рассматриваемых явлений и процессов, связанных с рефлексивными состояниями сознания, имеющими различную степень выраженности рефлексии. Именно эта проблематика и анализируется в диссертации А. В. Россохина, который воспринял используемый французским философом М. Мерло-Понти термин «рефлексия о нерефлексивном» как приемлемый и исходный для осмысления психологии рефлексии.

Данное обстоятельство не означает, что я согласен с установкой А. В. Россохина, в терминологическом плане разделяющего нововведение М. Мерло-Понти. Более того, термин «рефлексия о нерефлексивном» мне представляется не совсем удачным, но не в содержательном смысле, а в формальном отношении.

В своем выступлении один из оппонентов упомянул имя другого французского философа Ж.-П. Сартра. Мне хотелось бы также обратиться к данному философу, который не только высказал соображения о необходимости развития экзистенциального психоанализа, но и подчеркнул, что это направление психоанализа еще ждет своего Фрейда. Именно Ж.-П. Сартр выдвинул положение, согласно которому рефлексию делает возможным нерефлексивное сознание. Именно он размышлял о спонтанном сознании, о дорефлексивном cogito.

Думается, что в контексте рассматриваемых А. В. Россохиным проблем, связанных с теоретическим и экспериментальным исследованием личностной рефлексии в рамках психоаналитического взаимодействия между терапевтом и анализантом, целесообразнее исходить из понятия «нерефлексивное сознание», а не апеллировать к «нерефлексированной рефлексии» или «рефлексии о нерефлексивном». Во всяком случае, как в терминологическом, так и в содержательном отношении здесь есть над чем подумать.

Точно также предметом дальнейших размышлений могут стать вопросы, касающиеся возможностей и ограничений рефлексивной деятельности сознания, обусловленных пониманием различий между нерефлексированными и нерефлексируемыми психическими содержаниями. Правда, в диссертационном исследовании эти вопросы не подлежат обсуждению и на сознательном уровне рассматривается проблематика, относящаяся исключительно к нерефлексивным психическим содержаниям. Однако на бессознательном уровне А. В. Россохину пришлось, судя по всему, иметь дело с нерефлексируемыми процессами, о чем свидетельствует, в частности, используемый в автореферате диссертации (Россохин, 2009) термин «нерефлексируемые психические содержания»

В одном из отзывов на диссертацию А. В. Россохина высказано соображение, согласно которому выделенные автором четыре рефлексивных уровня (нарративный, диалогический, наблюдающий и ценностный) не имеют общего основания, следовательно, подобное выделение не является правомерным. Мне же, напротив, представляется, что выделение и обоснование данных уровней рефлексии является эвристически приемлемым, теоретически и практически значимым. Ведь дело не столько в том, имеется ли с точки зрения сознания ученого общее основание у отмеченных выше уровней рефлексии, сколько в том, что выделение этих уровней позволяет фиксировать бессознательные процессы и состояния, а также эмпирически работать с ними, что особенно важно в плане исследования психоаналитического дискурса.

Аналогичная картина имеет место и по отношению к той дискуссии, которая связана с размышлениями автора диссертации и официальных оппонентов о понимании сути нарратива и целесообразности использования понятия «внутренний объект». Мне показалось, что в содержательном отношении речь идет об одном и том же. Другое дело, что это «одно и то же» рассматривается с разных точек зрения. Диссертант апеллирует к психоаналитическому материалу, где представления о нарративе и внутреннем объекте воспринимаются и рассматриваются с точки зрения работы бессознательного, в то время как официальные оппоненты исходят из психологии сознания.

Лично у меня распространенная в современном психоанализе теория объектных отношений вызывает ряд вопросов, связанных с нивелировкой субъекта мышления и деятельности до уровня объекта исследования и лечения. К сожалению, многие приверженцы теории объектных отношений в психоанализе настолько привыкли к использованию понятия «внутренний объект», что, не задумываясь о существе дела, не проводят различий между теоретическими конструкциями и тем, что в действительности может иметь место в психике человека.