Психоанализ культуры

Не считайте меня невосприимчивым к вашей критике. Я знаю, как можно освободиться от иллюзий; возможно даже, что надежды, которыми я поделился, иллюзорны по природе своей. Но одного различия я продолжаю придерживаться. Помимо того, что мои иллюзии не требуют наказания несогласных с ними, они еще и не являются, в отличие от религиозных, некорректируемыми, не обладают свойствами мании. Если опыт продемонстрирует (не мне, а другим ученым, появившимся после меня, но думающим, как я), что мы заблуждаемся, – мы отречемся от наших надежд. Примите мою идею такой, какова она есть. Психолог не обманывается относительно того, как трудно разобраться в этом мире, и старается судить о развитии человечества в соответствии с теми немногими подходами, которые он разработал в ходе изучения психических процессов у отдельного человека, пока тот превращается из ребенка во взрослого. В ходе своих наблюдений он вынужден сделать вывод, что религия сравнима с детским неврозом, и с достаточным оптимизмом предположить, что человечество может преодолеть эту невротическую стадию так же, как вырастают из похожего невроза многие дети. Эти представления из области индивидуальной психологии могут оказаться неподходящими, их перенос на род человеческий неоправданным, а оптимизм – необоснованным. Соглашусь с вами, что все эти представления весьма сомнительны. Однако зачастую трудно удержаться: высказываешь свое мнение и оговариваешься, что не придаешь своим словам больше того значения, которое они имеют.

Я должен остановиться еще на двух моментах. Во-первых, слабость моей позиции не означает усиления вашей. На мой взгляд, вы защищаете проигрышное дело. Мы можем снова и снова подчеркивать бессилие человеческого интеллекта в сравнении с человеческими влечениями – и вполне обоснованно. Однако в этой слабости есть все же нечто особенное: голос интеллекта негромок, но он не замолкает до тех пор, пока его не услышат. В конце концов, зачастую после несчетных отвержений, он все же находит отклик. Это один из немногих моментов, позволяющих оптимистично смотреть на будущее человечества, но он довольно важен и сам по себе. С ним можно связать и некоторые другие надежды. Пока что примат интеллекта маячит где-то в отдалении, но все же, вероятно, не в бесконечной дали. Предположительно, он ставит перед собой те же самые цели, осуществления которых вы ожидаете от своего бога (разумеется, по меркам людей и в пределах, допускаемых внешней реальностью, Ананке), то есть любовь к людям и ограничение страданий, а посему мы имеем право сказать: наше с вами противостояние всего-то временное и вполне разрешимое. Мы с вами надеемся на одно и то же, но вы нетерпеливее, претенциознее и (почему бы и не сказать?) эгоистичнее, чем я и мои единомышленники. Вы хотите почувствовать блаженство сразу после смерти, требуете от него невозможного и не желаете при этом отказываться от притязаний отдельных лиц. Тогда как наш бог – Логос[4] – удовлетворяет только те пожелания, что допускает природа вне нас, да еще и совсем не торопясь, лишь в отдаленном будущем – и то для новых детей человеческих. Но компенсации выпавших нам в жизни невзгод он не обещает. На пути к этой далекой цели вам придется отвергнуть религиозные учения независимо от успеха или неуспеха первой попытки, невзирая на непрочность первых заменяющих их систем. И вы знаете почему: никто не способен долго противостоять разуму и опыту, а противоречие религии обоим слишком заметно. Даже очищенным от противоречий религиозным идеям не удается избежать подобной участи до тех пор, пока они сохраняют хоть что-то из утешительного содержания религии. Конечно, вы можете ограничиться утверждением о существовании некоей высшей духовной сущности, свойства которой неопределимы, а цели непознаваемы, и тогда станете неуязвимы для критических выпадов науки, однако в подобном случае интерес людей к религии исчезает.

А во-вторых, примите во внимание различие вашего и моего отношения к иллюзии. Вы обязаны изо всех своих сил защищать религиозные иллюзии: если они обесценятся (что им и вправду угрожает), потерпит крах весь ваш мир, вам не останется ничего иного, кроме как усомниться во всем, в культуре и в будущем человечества. От этой рабской зависимости я и мои единомышленники свободны. А поскольку мы готовы отказаться от своих инфантильных желаний, мы вполне снесем и то, что некоторые наши надежды окажутся иллюзорными.