На этой второй ступени развития совесть обнаруживает особенность, неизвестную первой ступени и уже заметно труднее объяснимую. А именно, она ведет себя тем суровее и недоверчивее, чем человек добродетельнее, так что в конце концов именно люди, наиболее продвинувшиеся в святости, винят себя за самые гнусные прегрешения. При этом добродетель теряет часть заслуженного ею вознаграждения, уступчивое и сдерживающее себя Я не пользуется доверием своего ментора и тщетно, как кажется, старается его заслужить. Но тут некоторые люди готовы возразить: все это – умело приукрашивающие ситуацию сложности. Более строгая и бдительная совесть как раз и есть отличительное свойство нравственного человека, а когда святые выдают себя за грешников, то делают это не без оснований, а имея в виду искушение удовлетворять влечения, которым они сильнее всего подвержены, поскольку из-за постоянного воздержания искушение, как известно, только растет, тогда как в случае нерегулярного удовлетворения по меньшей мере временно ослабевает. Еще один факт из очень богатой проблемами области этики заключается в том, что несчастья, то есть неудачи из-за внешних причин, весьма значительно укрепляют власть совести в пределах Сверх-Я. Пока у человека все идет хорошо, у него и совесть действует снисходительно и спускает Я многое; когда же его постигает несчастье, человек углубляется в себя, осознает свою греховность, усиливает требования своей совести, обрекает себя на воздержание и мучает себя покаянием[30]
. Так вели и продолжают вести себя целые народы. Впрочем, это удобно объяснить действием первичной инфантильной ступени совести, которая после интроекции в Сверх-Я не исчезает, а продолжает существовать рядом с ним и позади него. Судьба рассматривается как замена родительской инстанции. Когда происходит несчастье, это означает, что человек больше не пользуется любовью этой высшей власти, а из-за угрозы потерять эту любовь он снова склоняется перед представителем родителей в Сверх-Я, которым был склонен пренебрегать в счастливые времена. Это становится особенно ясным, когда в соответствии со строго религиозным духом в судьбе видят всего лишь выражение божественной воли. Народ Израиля считал себя избранным дитем божьим, а когда величественный отец обрушивал на этот свой народ несчастье за несчастьем, народ не разочаровывался, скажем, в их отношениях и не начинал сомневаться в могуществе и справедливости божьем, а производил пророков, упрекавших его в грехах. На основе сознания своей виновности он создал чрезмерно строгие предписания своей религии, обслуживаемой по наследству кастой священнослужителей. Примечательно, насколько иначе ведет себя дикарь! Если с ним случилось несчастье, он винит в этом не себя, а фетиш, явно не выполнивший своих обязанностей, и избивает его, вместо того чтобы наказать самого себя.Итак, нам известны два источника чувства вины – из страха перед властью авторитета, а позднее – из страха перед Сверх-Я. Первый понуждает отказаться от удовлетворения влечений, другой же побуждает, поскольку от Сверх-Я не удается скрыть продолжающие существовать запретные желания, еще и к потребности в наказании. Мы узнали также, как следует понимать суровость Сверх-Я, иначе говоря, требования совести. Они просто продолжают дальше суровость внешней власти, которая ею сменяется или частично заменяется. Теперь мы видим, как соотносится отказ от влечений с сознанием вины. Ведь первоначально подобный отказ был результатом страха перед внешней властью; человек отказывается от удовлетворения влечений, чтобы не потерять ее любовь. Если такой отказ состоялся, то с ней, как говорится, квиты. Это позволяет сэкономить энергию на чувство вины. Иначе обстоит дело в случае боязни Сверх-Я. Тут отказ от влечения не очень-то помогает, ведь желание сохраняется и скрыто быть не может. Поэтому, несмотря на состоявшийся отказ от влечения, формируется чувство вины, и в этом заключается значительный психоэкономический изъян установления Сверх-Я или, другими словами, возникновения совести. Отныне отказ от удовлетворения влечений не оказывает раскрепощающего до конца воздействия, добродетельное воздержание более не вознаграждается гарантией любви, место угрожающего несчастья извне в виде наказания со стороны внешней силы или утраты любви занимает длительное внутреннее несчастье – доставляющее мучения чувство вины.