Психоанализ культуры

Тут я жду упрека, что свою конструкцию, переместившую египтянина Моисея во времена Эхнатона, видевшую истоки его решения позаботиться о еврейском народе в политических обстоятельствах того времени, признавшую дарованную или навязанную им своим подопечным религию религией Атона, которая в самом Египте только что потерпела крах, – что все это нагромождение догадок я преподнес с чрезмерной и не подтвержденной материалом уверенностью. Упрек этот, на мой взгляд, несправедлив. Уже в начале я подчеркнул свои сомнения, выделив их как общий для последующего текста компонент, что должно было избавить меня от необходимости снова и снова напоминать о нем по любому поводу.

Несколько моих собственных критических замечаний позволяют продолжить обсуждение. О центральном пункте нашей позиции – о зависимости иудейского монотеизма от монотеистического эпизода в истории Египта – догадывались и высказывались различные авторы. Я остерегусь воспроизводить в данном случае их воззрения, поскольку ни одно из них не способно указать, каким путем могло осуществляться такое влияние. Если для нас оно остается связанным с личностью Моисея, то в данном случае можно упомянуть и другие возможности. Не стоит думать, что ниспровержение официальной религии Атона полностью покончило с монотеистическими веяниями в Египте. Жреческая школа в Оне, откуда они исходили, пережила катастрофу, но и после смерти Эхнатона смогла привлекать еще несколько поколений людей обаянием своего образа мысли. Так что упомянутое деяние Моисея вполне возможно, даже если он не жил во времена Эхнатона и не испытал его персонального воздействия, а был всего лишь его приверженцем или членом школы в Оне. Эта возможность сдвинула бы время совершения Исхода, приблизив его к общепринятой дате (в XIII столетии), но подтверждений тому почти нет. Тогда было бы утрачено и понимание мотивов бегства Моисея и легкости Исхода евреев по причине господствовавшей в стране анархии. Последующие фараоны XIX династии установили сильный политический режим. Все благоприятные для Исхода внутренние и внешние условия приходятся исключительно на времена, непосредственно следующие за смертью фараона-еретика.

Евреи располагают богатой внебиблейской литературой, в состав которой входят легенды и мифы, сложенные в течение столетий вокруг грандиозной фигуры первого вождя и основоположника религии, прославляя и вуалируя ее. В этом материале могут быть рассеяны фрагменты доброкачественного предания, не вошедшие в Пятикнижие Моисея. В привлекательной манере одно такое сказание описывает, как честолюбие Моисея как человека проявлялось уже в его детстве. Когда однажды фараон взял его на руки и, играя с ним, высоко поднял, трехлетний мальчонка сорвал с его головы корону и водрузил ее на себя. Правителя напугало это знамение, и он не преминул спросить о нем своих мудрецов[61]. В другом случае описываются победоносные военные деяния, совершенные Моисеем в качестве полководца в Эфиопии, а к этому присоединяется то, что он бежал из Египта, потому что мог опасаться какой-то дворцовой партии или самого фараона. Да и библейское повествование приписывает Моисею некоторые черты, которые можно считать достоверными. Оно изображает его гневливым, вспыльчивым человеком – например, сообщает, как он в состоянии крайнего негодования убил надсмотрщика, жестоко обращавшегося с евреем-рабочим, или как, озлобившись на изменивший вере народ, он разбивает каменные скрижали Завета, полученные им на горе от бога. Более того, бог и сам в конце концов наказывает его за проявление нетерпения (в чем оно выражалось, не сообщается). Поскольку такие черты характера не украшают человека, они вполне могут соответствовать исторической истине. Нельзя также исключать и возможность, что некоторые свойства личности, приписываемые ранними представлениями евреев своему богу, когда они называли его ревнивым, строгим и неумолимым, были в основном заимствованы из воспоминаний о Моисее, ведь фактически из Египта их вывел не незримый бог, а человек по имени Моисей.

Другая приписываемая ему особенность заслуживает нашего особого интереса. Моисей, похоже, «тяжело говорил», – другими словами, он запинался и допускал речевые ошибки, так что в ходе предполагаемого разговора с фараоном ему требовалась помощь Аарона, который именуется его братом. Это опять-таки могло обладать исторической достоверностью и было бы желанным вкладом в очеловечивание облика великой личности. Однако эта деталь могла иметь другое – и более важное – значение. Данное свидетельство в слегка искаженном виде подразумевает, видимо, тот факт, что Моисей был человеком с другим родным языком, не способным общаться – по крайней мере в начале их отношений – со своими семитскими «неоегиптянами» без переводчика. То есть перед нами новое подтверждение тезиса, что Моисей был египтянином.