Здесь мы снова сошлемся на свидетельство обряда обрезания, которое неоднократно оказывало нам важнейшие услуги в качестве, так сказать, типичной окаменелости в палеонтологии. Этот обычай заповедала этим племенам религия Яхве, а поскольку он неразрывно был связан с Египтом, его принятие являлось, видимо, уступкой сподвижникам Моисея или левитам среди них, не пожелавшим отказаться от этого признака их освящения. В той мере, в какой они пытались спасти свою бывшую религию, они были готовы принять нового бога и то, что о нем сообщали мадианитянские жрецы. Вероятно, они пошли и на другие уступки. Мы уже упоминали, что иудейский ритуал предписывал определенные ограничения в использовании имени божьего. Вместо
Мы позволили себе считать сохранение обрезания доказательством того, что при учреждении религии в Кадеше состоялся компромисс. Его содержание мы понимаем, исходя из согласующихся сообщений J и E, которые в данном случае сводимы к какому-то общему источнику (письменному или устному преданию). Их главным стремлением было утвердить величие и мощь нового бога Яхве. Поскольку Моисеевы слуги очень высоко ценили свои переживания в связи с Исходом из Египта, за это освобождение они должны были благодарить Яхве, а само это событие обладало красочными атрибутами, свидетельствующими об устрашающем величии бога вулканов, вроде столба дыма, который ночью превращается в огненный столп, или бури, на некоторое время осушившей море, так что преследователи утонули в вернувшихся вспять потоках воды. В этом случае Исход и учреждение религии сблизились друг с другом, что исключило длительный временной интервал между ними, да и дарование законодательства произошло не в Кадеше, а у подножия горы бога в ходе вулканического извержения. Однако подобное описание крайне несправедливо обошлось с памятью о человеке Моисее, ведь именно он, а не вулканический бог вывел народ из Египта. Следовательно, необходимо было возместить нанесенный Моисею ущерб, и это выразилось в том, что он был перемещен в Кадеш или на Синай-Хорив, а в итоге занял место мадианитянского жреца. С помощью такого решения проблемы было удовлетворено и второе настоятельное стремление, которое мы разберем позже. Таким образом, было достигнуто как бы равновесие: Яхве, обитавший на горе в Мадиане, был перемещен в Египет, а жизнь и деятельность Моисея как бы взамен – в Кадеш и земли Восточной Иордании. Тем самым он слился с личностью более позднего основателя религии, с зятем мадианитянина Иофара, которому одолжил свое имя Моисей. Но об этом другом Моисее мы сможем сказать лишь что-то обезличенное: его полностью затмил египетский Моисей. Разве только задержаться на противоречиях характеристики Моисея в библейском повествовании. Довольно часто о нем говорится как о властном, гневливом, даже жестоком человеке, и в то же время его изображают самым кротким и терпимым из людей. Ясно, что последние свойства мало подходили египтянину Моисею, перенесшему со своим народом столько великого и трудного; они, вероятно, принадлежали другому человеку – мадианитянину Моисею. Полагаю, вполне допустимо снова отделить этих двух людей друг от друга и предположить, что египетский Моисей никогда не был в Кадеше и ничего не слышал о Яхве, а нога мадианитянина Моисея никогда не ступала на землю Египта, и он ничего не слышал об Атоне. Для совмещения двух этих персонажей традиции или предания потребовалось перенести египтянина в Мадиан, и мы установили, что это обстоятельство объяснимо разными способами.
VI