Психодел

Встала. Хотела сделать что-то грубое и плохое, стакан разбить или весь поднос на пол опрокинуть, как-то испортить это место, опоганить эти ковры, ударить их хозяина каблуком в лицо, вырвать из руки сигаретку и в глаз ему воткнуть, почти шагнула вперед – но наткнулась на пристальный взгляд; людоед всё понимал, он был готов, он наблюдал за ней с интересом и удовлетворением.

– Давай, – хрипло сказал он, – сделай. Вон, пепельницу возьми. Она тяжелая.

– Зачем?

– Ты хотела в меня чем-то кинуть.

– Читаешь мысли, да?

– Иногда это легко, – ответил Кирилл. – Ты думаешь: «Что за непонятная тварь передо мной сидит? Нарисовался черт знает откуда, скользкий, опасный, жениха моего погубить собрался, меня домогается... Убила бы, но страшно...»

– Я тебя не убью, – сказала Мила. – Другие убьют.

– Знаю, – небрежно ответил упырь. – Но не сегодня.

Он тоже встал, потянул ее к себе, полез руками, с коротким глухим стоном – она собралась с силами, оттолкнула, отступила, продолжая переживать отвращение и веселье и еще твердое убеждение в собственной правоте.

Так вышло, что ее место здесь, в постели упыря, и нигде больше. Не за офисным столом и не за рулем красивой машины решится ее судьба. Там, во внешнем мире, происходит много важных событий, но самое главное вершится здесь, в спальне за шторами. Здесь ее, Милы, территория, здесь она управляет ситуацией. Здесь она сделает всё по-своему. А заодно и удовольствие получит.

И девочка Лю отправилась в постель упыря.

Не церемонилась, велела раздеть себя, велела принести еще бокал портвейна – он повиновался, смотрел мутными глазами, потом дрожал, трогал, не спешил, ждал, пока она расслабится, водил пальцами, понемногу забирал власть; нежности не было в нем совсем, но была зато сосредоточенность, внимание, ничего не упустил, каждый сантиметр освоил, прошелся ладонями, губами, языком, потом усилил нажим, а она – ей было удобно и спокойно в ситуации «решила дать и дала».

Хотел, чтобы я тебе дала? На. Тела не жалко. Оно всегда со мной, понял, дядя? Хочешь спереди – пожалуйста. Сзади – нет проблем. На, занимайся. Лобзай, пока я добрая. Не знаю, какой ты людоед, но мужчина способный. Особенно когда вот так пристраиваешься и одну руку вот сюда помещаешь, а другую вот сюда. Однако стонов и криков не жди – во всяком случае, не теперь, а чуть позже, когда всё будет то же самое, но побыстрее.

Она попробовала командовать, сначала шепотом, потом вслух, грубо – людоед только ухмылялся, исполнял в точности, однако не суетливо, а с особенным альковным достоинством, а она распоряжалась всё более коротко и хрипло; вдруг поняла, что с людоедом можно обращаться совсем по-людоедски, он только счастлив будет; хватала его за ухо, за волосы, прокусила предплечье, и в конце концов нашарила яйца, стиснула и рванула, и повторила – он зарычал, она расхохоталась, это было интересно, никогда не имела такой забавной игрушки; живой, горячий, потный, можно пнуть, можно сломать, испортить, не жалко, вот сейчас вырву все причиндалы с корнем – и ничего мне не будет; хохотала, как ведьма, пока молния не ударила в позвоночник и не побежали от затылка вниз горячие волны – и тогда закричала, вонзая ногти в его лопатки.

А когда перевела дух – снова смеялась, потому что он опять остался ни с чем. Полез, потянул руки – уперла колено в его живот, напряглась.

– Всё, всё. Хватит.

– Не «хватит», – обескураженно сказал он. – Почему «хватит», я не...

– Пошел к черту. Я не хочу больше.

– Хочешь, – возразил людоед. – Отдохни, поваляйся – и продолжим.

– Не хочу валяться. Сделай мне поесть. Творога хочу и грушу на гриле.

Он смотрел, ждал; очень похожий на обыкновенного разочарованного самца. Красный, злой, неудовлетворенный.

– Чего смотришь? – гневно крикнула она. – Иди, иди! Больше ничего не будет.

Он подождал, втянул носом воздух, выдохнул; странно было видеть, как быстро возвращается его невозмутимость, как твердеет взгляд и подбираются губы.

– У меня нет творога.

– А что есть?

– Только мясо.

– Не хочу мяса. Хочу фруктов. Ты говорил, в соседнем доме есть ресторан. Позвони, пусть принесут. А я пойду в ванную.

– Хорошо, – сказал Кирилл. – А ты не боишься, что я утоплю тебя в ванной?

– Не утопишь. Я тебе нужна. Живая, невредимая и бодрая. Мы с Борисом – твоя жратва. А жратва должна быть свежая и горячая, правильно? Так что иди. Мне нужен творог и фруктовый салат... Нет, два салата.

Под колючими теплыми струями воды ей стало немного грустно и стыдно. И одиноко. Одно из внутренних «я» – самое ранимое и дорогое – прекращало свое существование. Отправлялась в прошлое девочка Лю, маленькая московская барышня, внимательная читательница журнала «Секс ин зе Сити» и прочих журналов, созданных циничными стервами для наивных обывательниц. Глотая теплые слезки, девочка исчезала, унося с собой песенки Наташи Ветлицкой, распечатки расходов по кредитной карточке «Альфа-банка», планы поездки во Флоренцию и Милан, а главное – мечты о прекрасном принце, который прискачет однажды на белом коне и решит все проблемы.

Принц прискакал, и он прекрасен, да. Но остальное придется делать самой.