Психодрама: вдохновение и техника

Я осознал, что мой энтузиазм в отношении рисования или введения в сессию других форм выражения чувств, связанных с наукой или искусством, должен способствовать интеграции всего действия в целом. Объективное назначение каждой сессии заключалось в том, чтобы создать поток спонтанности, в котором бы слились воедино спонтанное творчество и правда жизни. Я даже решил пожертвовать несколькими уроками для совместных размышлений на тему «потока жизни». Я предложил студентам и преподавателям поразмышлять о сессиях и уроках с точки зрения продолжающихся паттернов нормальной жизни. Оплата товаров во время походов по магазинам не является отдельной арифметической операцией. Восхищение каким-то прекрасным садом или интерес к архитектурному сооружению во время того же похода не представляет собой отдельное эстетическое переживание. Физическая активность во время прогулки вокруг магазина или вскакивание в автобус, который везет нас до места, — все это важные составные части одного цельного события — похода по магазинам. История, география, математика, моделирование, домашний хор и даже физика оказываются вплетенными в сессию наряду с драмой и терапией. Я рассказал об этой философии во всех своих группах. И студенты и сотрудники постепенно становились взаимозаменяемыми участниками группы. Даже посетителей или технических работников, находящихся в театре, приглашали что-то сделать во время той или иной сессии. В качестве примера можно привести использование электрического прожектора, о котором упоминалось раньше. Сторонних наблюдателей не приветствовали, за исключением новичков, которые испытывали смущение, или же слишком аутичных студентов, которым требовалась постепенная акклиматизация.

Как воспринимались неудачи?

По мере того, как продвигалась наша работа и обе группы выровнялись и стали гордиться своими успехами, само представление о неудаче стало менее важным. Чтобы достичь этой стадии, понадобились три этапа по двенадцать-тринадцать уроков в каждом. Неудача считалась не только в порядке вещей, но и рассматривалась как шаг вперед по направлению к чему-то новому. Даже слова «хороший» и «плохой» произносились значительно реже; их заменили положительные установки новой, менее оценочной групповой культуры.

Поскольку преподаватели и добровольные помощники стали более опытными и менее закрытыми, установки и фразы типа «это нельзя» постепенно ушли в прошлое. Теперь они считались излишними. Преподаватели, технический персонал и добровольцы по-прежнему нуждаются в специальной подготовке, что должно стать нашим следующим шагом.

Вклад каждого студента был очень ценным, несмотря на то, что иногда мог показаться странным и неуместным.

Аутичный Фрэнк, который к тому же был инвалидом, мастурбировал, наблюдая за девушками, которые учились в близлежащей школе парикмахеров. Для моралистов здесь открывалось широкое поле деятельности. Мы провели сессию, посвященную сексуальному поведению, включавшую в себя урок на тему истории нравов. Моей целью было объяснить, что вся шумиха о морали на протяжении миллиона лет, в течение которого развивалось человеческое стремление к сексуальному удовлетворению, оказалась пустой тратой времени. При этом я не обошел стороной суровую правду, что инвалиды могут быть не столь привлекательными для лиц противоположного пола. Действие и обсуждение сменяли друг друга: разумеется, было много юмора. Фрэнк не оставался в стороне: он принимал участие наравне со всеми остальными, как полноправный член группы.

Вторая, психодраматическая по форме сессия, в которой Фрэнк был протагонистом, продолжалась четыре часа; в силу заключенного контракта мы находились на уроке географии, изучая соответствие той или иной местности человеческой деятельности. Гуляя вместе со всей группой по городу, построенному на сцене, Фрэнк и все остальные учились тому, что есть места, существующие для того, чтобы делать определенные вещи, и есть места, где их делать не следует. Во время любовных свиданий в уединенных спальнях или даже в туалетах мастурбировать вполне уместно. В публичных местах — на глазах парикмахеров — этого делать не следует.

Мы не стали избегать той грусти и того одиночества, которые в данном случае олицетворяет одинокая спальня, а обошлись с этой темой прямо и просто. На шеринге это привело к глубокому сочувствию и интимным откровениям. В этих двух группах мне редко доводилось видеть такую эмпатию. Участники видели самих себя. Содержание «сообщения» для Фрэнка и группы было ясным и выраженным с сочувствием и юмором. Проблема больше не возникала.

С чем приходилось бороться?

Отстраненность Роберта была совершенно иной. Он ходил кругами, говорил длинными предложениями, которые было трудно понять, или же громко пел. Обычно на его лице без всякой видимой причины блуждала ухмылка, и он снова и снова напевал одну и ту же вариацию гимна. От его пения у людей мороз продирал по коже, и поэтому ему частенько говорили: «Заткнись!»