Психогеография

Для этого неплохо подходит слово «психогеография», предложенное одним необразованным кабилом[2] для обозначения совокупности явлений, которыми наша небольшая группа заинтересовалась приблизительно летом 1953 года. Оно не расходится с материалистическим учением, согласно которому жизнь и мышление обусловлены объективной реальностью. Если география описывает определяющее воздействие всеобщих природных сил – таких как состав почвы или климат – на экономические формации общества и тем самым на его представление о мире, то психогеография может взяться за изучение законов географической среды, сознательно организованной или нет, и ее непосредственного воздействия на аффективное поведение индивидов. Прилагательное «психогеографический», сохраняя приятную размытость, может характеризовать и данные, собранные в процессе такого рода исследований, и их влияние на человеческие чувства, и даже вообще любую ситуацию или деятельность, которая продиктована страстью к открытиям в этой области.

Издавна считается, что пустыня монотеистична. Не будет ли логичным и интересным допустить, что парижский квартал, простирающийся между площадью Контрэскарп и улицей Арбалет, располагает скорее к атеизму, забвению и расстройству привычных рефлексов?

Говорить об «утилитаризме» следует в исторической перспективе. В основе плана облагораживания города, предпринятого в период Второй империи, лежала потребность в свободной территории для быстрой переброски войск и применения артиллерии в случае массовых волнений. Однако со всех иных точек зрения, за исключением полицейской, Париж барона Османа – это город, построенный идиотом, шумный, бешеный и бессмысленный. Сегодня главная задача, которую решают градостроители, заключается в том, чтобы облегчить передвижение быстро растущего числа автомобилей. Ничто не запрещает предположить, что урбанизация будущего будет направлена на столь же утилитарные цели, чем дальше, тем больше учитывающие психогеографию.

Уже и нынешнее умножение числа частных автомобилей есть не что иное, как результат постоянной пропаганды, с помощью которой капиталисты убеждают массы – в данном случае с поразительным успехом, – что владение машиной является привилегией, даруемой обществом своим лучшим представителям. (Впрочем, анархический прогресс сам себе противоречит: страннейший спектакль являет собой рекламный ролик, в котором префект полиции уговаривает парижан – владельцев транспортных средств пользоваться общественным транспортом.)

Столкнувшись с идеей привилегии, пусть и в столь неброском обличье, и зная, что многие люди – причем, далеко не привилегированные – готовы яростно защищать свои убогие преимущества, следует констатировать, что и то, и другое связано с определенной идеей счастья. Эту идею, которую исповедует буржуазия и поддерживает система рекламы, охватывающая все от эстетики Мальро до слоганов «Кока-колы», нужно подрывать при каждом удобном случае и всеми возможными средствами.

Несомненно, главными из этих средств являются предложение – с целью систематической провокации – возможностей превратить жизнь в сплошную захватывающую игру и неустанный разнос ходовых развлечений (разумеется, при условии невозможности их перенаправления [détournement] на создание более интересных ситуаций). Самое сложное в таком предприятии – придать бредовым, по видимости, предложениям достаточную степень серьезного соблазна. Помочь здесь может умелое применение современных средств коммуникации, хотя и демонстративное неприятие этих средств, а также акции, призванные разочаровать в них тех, кто к ним пристрастен, бесспорно, могут сравнительно малыми усилиями поспособствовать созданию атмосферы растерянности, более чем благоприятной для внедрения новых представлений об удовольствии.

Идея, согласно которой реализация аффективной ситуации всецело зависит от хорошего знания и рационального применения ряда конкретных механизмов, легла в основу «Психогеографической игры недели», опубликованной – не без юмора – в первом номере журнала Potlatch: