Подобные схемы – будь они образцами современной поэзии, способными вызвать живой аффективный отклик (в данном случае – возмущение тем, что можно так жить), или даже элементами теории вроде той, в которой Бёрджесс[10] описал на примере Чикаго распределение типов социальной активности по четким концентрическим зонам, – никак не способствуют развитию практики дрейфа.
Случайность играет в дрейфе большую роль потому, что методика психогеографического наблюдения еще плохо разработана. Однако влияние случайности в силу естественных причин консервативно и часто сводит процесс к чередованию ограниченного числа вариантов и к привычке. Поскольку прогресс дрейфа всегда определяется разрывом поля, управляемого случайностью, в результате создания новых условий, более благоприятных для реализации поставленных целей, можно сказать, что случайности дрейфа существенно отличаются от случайностей прогулки, хотя первые же обнаруженные точки психогеографического притяжения могут привязать дрейфующего или дрейфующих к новым привычным осям, вновь и вновь выводя их на одни и те же маршруты.
Чрезмерное доверие к случайности и невнимание к ее неизменно реакционному идеологическому использованию завело в скучный тупик знаменитый опыт, предпринятый в 1923 году четырьмя сюрреалистами, которые выбрали город по жребию и двинулись из него куда глаза глядят[11]. Очевидно, что блуждание в чистом поле нагоняет тоску, и тут уж вмешательство случая бесполезно, как никогда. Еще большее недомыслие продемонстрировал в статье на страницах журнала
Вопреки всем этим аберрациям, дрейф – явление по существу городское, сопряженное со средоточиями возможностей и значений, каковыми являются преображенные промышленностью крупные города, – скорее созвучен фразе Маркса: «Люди не в состоянии увидеть вокруг себя ничего, кроме собственного лица, все говорит им о них самих. Даже пейзаж для них одушевлен».
Можно дрейфовать в одиночку, но, судя по всему, наиболее плодотворным является дрейф несколькими группами из двух-трех единомышленников. Сопоставление полученных этими разными группами впечатлений поможет сделать объективные выводы. Желательно, чтобы состав групп менялся от дрейфа к дрейфу. Если группы насчитывают больше четырех-пяти человек, специфика дрейфа быстро теряется, а если число участников превышает десяток, дрейф неизбежно распадается на несколько дрейфов, проводимых одновременно. Нужно сказать, что последний вариант представляет большой интерес, однако до сих пор сопутствующие сложности не позволили организовать такой дрейф должным образом.
Средняя продолжительность дрейфа – один день, то есть временной интервал между двумя периодами сна. Время отправления и прибытия по отношению к световому дню не имеет значения, но стоит учесть, что предрассветные часы обычно не подходят для дрейфа.
Указанная средняя продолжительность имеет лишь статистическую ценность. На деле она встречается редко: в начале и в конце однодневного промежутка участники обычно поддаются желанию отвлечься и посвятить час-другой своим рутинным занятиям; на заключительном этапе этому дополнительно способствует усталость. Но иногда дрейфующие сознательно укладываются в несколько часов или, наоборот, неожиданно входят в дрейф как на достаточно краткий промежуток, так и на несколько дней подряд. Несмотря на перерывы, вызванные необходимостью сна, некоторые интенсивные дрейфы могут длиться три-четыре дня, а то и больше. Если же дрейфы следуют один за другим в течение длительного периода, почти невозможно более или менее точно установить, когда душевное состояние, свойственное одному дрейфу, сменяется другим. Однажды дрейфы шли почти непрерывно около двух месяцев, так что одни объективные условия поведения в значительной части сменились за это время другими.
Погода влияет на дрейф, но становится определяющим фактором лишь в случае затяжных дождей, когда дрейфовать почти невозможно. Грозы и прочие виды осадков – скорее благоприятный фактор.