Читаем Психогеография полностью

Подобные схемы – будь они образцами современной поэзии, способными вызвать живой аффективный отклик (в данном случае – возмущение тем, что можно так жить), или даже элементами теории вроде той, в которой Бёрджесс[10] описал на примере Чикаго распределение типов социальной активности по четким концентрическим зонам, – никак не способствуют развитию практики дрейфа.

Случайность играет в дрейфе большую роль потому, что методика психогеографического наблюдения еще плохо разработана. Однако влияние случайности в силу естественных причин консервативно и часто сводит процесс к чередованию ограниченного числа вариантов и к привычке. Поскольку прогресс дрейфа всегда определяется разрывом поля, управляемого случайностью, в результате создания новых условий, более благоприятных для реализации поставленных целей, можно сказать, что случайности дрейфа существенно отличаются от случайностей прогулки, хотя первые же обнаруженные точки психогеографического притяжения могут привязать дрейфующего или дрейфующих к новым привычным осям, вновь и вновь выводя их на одни и те же маршруты.

Чрезмерное доверие к случайности и невнимание к ее неизменно реакционному идеологическому использованию завело в скучный тупик знаменитый опыт, предпринятый в 1923 году четырьмя сюрреалистами, которые выбрали город по жребию и двинулись из него куда глаза глядят[11]. Очевидно, что блуждание в чистом поле нагоняет тоску, и тут уж вмешательство случая бесполезно, как никогда. Еще большее недомыслие продемонстрировал в статье на страницах журнала Medium за май 1954 года некий Пьер Вандри, связавший эту историю (на основании – якобы – общей причастности к антидетерминистскому освобождению) с экспериментами в области вероятности, один из которых, например, состоял в случайном распределении головастиков в круглом кристаллизаторе. «Разумеется, эта масса, – поясняет Вандри суть эксперимента, – не должна получать никакого направляющего воздействия извне»: в таких условиях головастики и в самом деле срывают куш, благо они «насколько это возможно, лишены интеллекта, социального инстинкта и сексуальности», а потому «действительно независимы друг от друга».

Вопреки всем этим аберрациям, дрейф – явление по существу городское, сопряженное со средоточиями возможностей и значений, каковыми являются преображенные промышленностью крупные города, – скорее созвучен фразе Маркса: «Люди не в состоянии увидеть вокруг себя ничего, кроме собственного лица, все говорит им о них самих. Даже пейзаж для них одушевлен».

Можно дрейфовать в одиночку, но, судя по всему, наиболее плодотворным является дрейф несколькими группами из двух-трех единомышленников. Сопоставление полученных этими разными группами впечатлений поможет сделать объективные выводы. Желательно, чтобы состав групп менялся от дрейфа к дрейфу. Если группы насчитывают больше четырех-пяти человек, специфика дрейфа быстро теряется, а если число участников превышает десяток, дрейф неизбежно распадается на несколько дрейфов, проводимых одновременно. Нужно сказать, что последний вариант представляет большой интерес, однако до сих пор сопутствующие сложности не позволили организовать такой дрейф должным образом.

Средняя продолжительность дрейфа – один день, то есть временной интервал между двумя периодами сна. Время отправления и прибытия по отношению к световому дню не имеет значения, но стоит учесть, что предрассветные часы обычно не подходят для дрейфа.

Указанная средняя продолжительность имеет лишь статистическую ценность. На деле она встречается редко: в начале и в конце однодневного промежутка участники обычно поддаются желанию отвлечься и посвятить час-другой своим рутинным занятиям; на заключительном этапе этому дополнительно способствует усталость. Но иногда дрейфующие сознательно укладываются в несколько часов или, наоборот, неожиданно входят в дрейф как на достаточно краткий промежуток, так и на несколько дней подряд. Несмотря на перерывы, вызванные необходимостью сна, некоторые интенсивные дрейфы могут длиться три-четыре дня, а то и больше. Если же дрейфы следуют один за другим в течение длительного периода, почти невозможно более или менее точно установить, когда душевное состояние, свойственное одному дрейфу, сменяется другим. Однажды дрейфы шли почти непрерывно около двух месяцев, так что одни объективные условия поведения в значительной части сменились за это время другими.

Погода влияет на дрейф, но становится определяющим фактором лишь в случае затяжных дождей, когда дрейфовать почти невозможно. Грозы и прочие виды осадков – скорее благоприятный фактор.

Перейти на страницу:

Все книги серии Minima

Дисней
Дисней

"Творчество этого мастера есть the greatest contribution of the American people to art – величайший вклад американцев в мировую культуру. Десятки и десятки газетных вырезок, варьирующих это положение на разный лад, сыплются на удивленного мастера.Все они из разных высказываний, в разной обстановке, разным газетам, через разных журналистов. И все принадлежат одному и тому <же> человеку. Русскому кинематографисту, только что высадившемуся на североамериканский материк. Впрочем, подобные вести опережали его еще из Англии. Там он впервые и в первый же день вступления на британскую почву жадно бросился смотреть произведения того, кого он так горячо расхваливает во всех интервью. Так, задолго до личной встречи, устанавливаются дружественные отношения между хвалимым и хвалящим. Между русским и американцем. Короче – между Диснеем и мною".

Сергей Михайлович Эйзенштейн

Публицистика / Кино / Культурология / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

Александровский дворец в Царском Селе. Люди и стены, 1796–1917
Александровский дворец в Царском Селе. Люди и стены, 1796–1917

В окрестностях Петербурга за 200 лет его имперской истории сформировалось настоящее созвездие императорских резиденций. Одни из них, например Петергоф, несмотря на колоссальные потери военных лет, продолжают блистать всеми красками. Другие, например Ропша, практически утрачены. Третьи находятся в тени своих блестящих соседей. К последним относится Александровский дворец Царского Села. Вместе с тем Александровский дворец занимает особое место среди пригородных императорских резиденций и в первую очередь потому, что на его стены лег отсвет трагической судьбы последней императорской семьи – семьи Николая II. Именно из этого дворца семью увезли рано утром 1 августа 1917 г. в Сибирь, откуда им не суждено было вернуться… Сегодня дворец живет новой жизнью. Действует постоянная экспозиция, рассказывающая о его истории и хозяевах. Осваивается музейное пространство второго этажа и подвала, реставрируются и открываются новые парадные залы… Множество людей, не являясь профессиональными искусствоведами или историками, прекрасно знают и любят Александровский дворец. Эта книга с ее бесчисленными подробностями и деталями обращена к ним.

Игорь Викторович Зимин

Скульптура и архитектура