Психогигиенические аспекты медицинской реабилитации

Кьеркегор первым обнаружил, что тревога возникает тогда, когда человек сталкивается со свободой, при этом он предостерегает от поспешных дефиниций, например: «Свобода – это возможность выбора между добром и злом. Такое недомыслие также мало соответствует Писанию, как и мышлению. Свобода – в том, что мы можем». Кьеркегор различает две тревоги: тревогу идущего, которая связана с непредсказуемостью будущего, и невротическую тревогу, когда рефлексии и состояние Я блокируют движение вперед. Дорогой читатель! А нет ли здесь deja entendu? И действительно – именно, именно есть, и именно там, где мы говорили о северной и южной тревоге, в основании которых действуют полярные мотивации. В этом месте можно имагинативно представить себе ноосферу, которую раньше называли «Акаша-хроника». Кьеркегор, говоря о тревоге у взрослого, всегда говорит о конфликте, о конфликте выбора у амбивалентного человека, в отличие от невротика, который всегда убегает от объекта, ограничивает выбор и жертвует свободой. У него же: чувство Вины у творческого, у идущего наперекор тревоге, возникает в результате самоактуализации, которая, в известной степени всегда есть убийство, убийство старой формы. «Чем человек гениальнее, – говорит Кьеркегор, – тем на более глубоком уровне он открывает свою Вину». Там же: «Творческий гений… не должен бежать от тревоги и Вины, спрятавшись за веру в судьбу; человек творит, проходя через тревогу и Вину».

Мы намеренно не будем останавливаться на различных психоаналитических концепциях тревоги (З. Фрейд, К. Юнг, О. Ранк, А. Адлер, К. Хорни, Э. Фромм, Г. Салливан и др.). Представляющие значительный интерес и раскрывающие различные аспекты генеза тревоги, они, после очень короткого пионерского периода воодушевления психоанализом, претерпели обязательную фазу развития, т. н. «фазу дифференциации», когда тепло и искренность сменяются холодом и отчуждением, когда каждая школа выводит своего гуру и легкие недоброжелательность и паранойяльность причудливо сочетаются со светскими манерами. «Человеческое, слишком человеческое», – говорил в таких случаях Ф. Ницше.

Но остановимся на путях преодоления тревоги, которая, как известно, всегда обнимает сзади и, в отличие от страха, лишена объекта, и дезорганизация человека, не знающего куда бежать, достигает порой хаотического уровня, например при панических атаках. Полиморфизм тревожных проявлений связан с личностными особенностями человека, и в зависимости от того, кто персонифицирован этой тревогой: истерик, эпилептоид, ананкаст, гипертимик, шизоид или эксплозивный тип, каждый из которых наделен своими особенностями восприятия и переработки поступающего сигнала, мы можем догадываться об особенностях и механизмах интрапсихических защит от стрессора.

Таких путей преодоления тревоги или троп всего две, остановимся на этом подробнее. Один путь – нежелательный – это уклонение от тревоги и связанного с ней конфликта, Этот путь включает в себя несколько поведенческих форм, начиная от рационализации при ригидности мышления и заканчивая алкоголем и отвлечениями от трудоголиков до великих мастурбаторов, но до определенного уровня тревоги такое реагирование допустимо и считается вариантом нормы, но когда на уровне поведения ресурс человека недостаточен для купирования тревоги, наступает время невроза и психосоматического неблагополучия. Этот путь уклонения мы также можем обозначить как «южный способ», в онтогенезе он хорошо представлен у братьев наших меньших как «замирание», «мнимая смерть» и мимикрия, у человека еще прибавляется милосердное: «лежащего не бьют». Этот способ связан с упованием на судьбу, на надежду, и всегда также коррелирует с дефицитом мышления и понимания происходящего, с дефицитом поведенческой активности, и представляется как регресс к инстинктивному уровню реагирования. Метафорически – это путь жертвы, путь образования кокона с гомункулусом внутри, смотрящего на вас глазами лемура. В литературе такой тип описывается, конечно, не как эпический, без нимба над головой, таковы, например, чеховские персонажи или «проблемы маленького человека» от А. Дёблина («Берлин, Александр-плац») до Г. Грасса («Жестяной барабан»). Хайдеггер называл такой тип: «Люди без артикля».