Глава 4. Психогигиена эмоций. Тревога и страх
В этой главе мы не будем подробно останавливаться на очевидной связи эмоционального состояния и заболевания, раздел психосоматической медицины обширен, начиная с исследований Ф. Александера в области психосоматического континуума («Чикагская семерка»: эссенциальная гипертония, язвенная болезнь желудка и двенадцатиперстной кишки, бронхиальная астма, язвенный колит, нейродемит, ревматоидный артрит и тиреотоксикоз), но также и не будем подробно обсуждать роль лимбической системы мозга, отвечающей за развитие эмоционального реагирования, но заметим, что лимбическая система имеет и другое название – «животный мозг», и оно связано с тем, что у всех млекопитающих эта система практически неизменна.
Так, минуя психоаналитические и нейрофизиологические корреляты эмоционального поведения, перейдем к тому феномену, который является универсальным предшественником психосоматических заболеваний, а именно: к тревоге.
Тревога уже дано вышла из узких улочек психопатологии и сейчас она представляется фундаментальной составляющей повседневной жизни всех форм существования человека, от муравейников – мегаполисов до заброшенных и захолустных деревень. Это прекрасно описано экзистенциально мыслящими писателями и философами, такими как: С. Кьеркегор, Ф. Ницше, Ф. М. Достоевский, Ф. Стринберг, Г. Ибсен, Ф. Кафка, Г. Гессе, А. Камю, Г. Паризе, Ф. Дюрренматт, Г. д’Аннунцио, М. Хайдеггер, П. Тиллих и др.
По другую сторону исследователей мятущейся души обстоятельно расположился А. Шопенгауэр. Он жил уединенно, был женоненавистником и любил гулять с большой собакой Атмой («Суть вещей»), но соседи, за ее злобный нрав, называли ее Шопенгауэр-младший. Малоизвестный факт из его жизни: будучи определен в Берлинский университет, он начинал свои лекции в девять утра, как раз в то время, когда начинались лекции заведующего кафедрой. А кафедрой заведовал… Г. Гегель. «Поэтому я работал всего четыре дня, – пишет он в дневниках, – а затем посвятил все время изучению Упанишад и игре на флейте». Из восточной философии он взял идею «квиетива» – отказа от желаний во имя обретения спокойствия. Иногда квиетив трактуется как отрицание воли, и волю ошибочно связывают с мотивом, но воля, как пра-бытийный феномен, всегда в наличии, например, в случае с квиетивом, это воля не-делания, воля не-достижения. У Х. Риверте («Фламандская доска») старый шахматный мастер из Мадрида перестает играть турниры, когда на высоте успеха вдруг неожиданно для себя обретает, как инсайт, новый взгляд – шахматы – это единственная игра в мире, где официально разрешено отцеубийство!
Тревога – это особое внутреннее напряжение, лишенное вектора (т. н. «свободноплавающая тревога» или «иррациональная тревога»), но как только она конкретизируется или рационализируется – она превращается в страх, т. е. страх – это тревога, наделенная вектором.
Разумеется, что субъективно Тревога вносит дискомфорт, а при панических атаках возможны и острые импульсивные реакции по типу «психовегетативной бури», но, в то же время специалистам хорошо знакомы т. н. «спокойные люди», в работе, к сожалению, они определяются в терминах демобилизации, с тенденцией к ненадежности и халатности, поэтому профотбор всегда направлен на обнаружение легкого гипергидроза ладонных поверхностей – эти не подведут, эти таковы, как говорил Венечка Ерофеев: «внутри у каждого из них сидит комиссар Маресьев». У прекрасного философа и переводчика Хайдеггера В. В. Бибихина в книге «Лес» рассказывается о слове «халтура». Оказывается, это польское слово Chaltury, и означает оно… поминки. Но причем здесь поминки, какая связь? Но читаем дальше: «На поминках вас накормят, и даже вдоволь, но эта еда не пойдет к вашему сердцу, не пойдет в созидание, она мертвая, и работа, как халтура – мертвая, та, о которой Гераклит говорит: «Мертвое надо выбрасывать скорее чем нечистоты». Трудовая этика в протестантизме также связана с уровнем тревоги, как и выражение: «работать с энтузиазмом». Labora In Theo – трудиться с Богом, Вот так тревога инкорпорирована в человеческое.