Психологические критерии исторической достоверности

Правда, не подлежит никакому сомнению и то, что даже самая искренняя готовность историков опереться на психологию – это только одна сторона дела. Чтобы действительно мог состояться переход от спорадических и полуинтуитивных попыток к систематической и планомерной эксплуатации в историческом анализе психологических данных, психологи должны быть в состоянии оперативно и компетентно реагировать на запросы коллег, в осмысленные сроки предоставляя им заслуживающие доверия ответы. Однако возможности и проблемы психологии – а у неё немало не только вторых, но и первых – есть сюжет весьма обширный, требующий для своего рассмотрения отдельного и обстоятельного разговора и заведомо гарантирующий безуспешность попыток разобраться с ним наспех и между делом. Поэтому здесь мы ограничимся общим указанием на то, что для обеспечения надёжного и продуктивного взаимодействия истории и психологии требуется встречное движение представителей двух наук, и выражением надежды при случае вернуться к этому вопросу более подробно.

За сим, для завершения настоящих заметок и во избежание разночтений, остаётся лишь оговориться, что тезис о недооценке официальной историей психологических факторов не следует понимать в том смысле, будто историки совершенно не учитывают менталитета исследуемых эпох и отдельных личностей2*. И тем не менее, несмотря на отдельные удачные психологические зарисовки в том числе историков-профессионалов, “безлюдность” нашей истории – это факт, на грубости и зримости которого никак не отразились разговоры о необходимости его преодоления, поскольку, кроме разговоров, для решения непростой задачи реконструкции внутреннего облика физически уже несуществующих личностей ничего реального так и не было сделано. И это лишний раз доказывает, что, предоставленные сами себе и не получая помощи извне, историки вряд ли сумеют разобраться со всеми имеющимися к их услугам вопросами.