Психологические критерии исторической достоверности

Но, пожалуй, самым показательным примером продуктивной опоры на психологию является деятельность такого историка-непрофессионала, как А. М. Членов, в своё время тоже засомневавшегося там, где “никто ни минуты не сомневался”. А именно: рассматривая писаные, устные и иные исторические свидетельства прежде всего как творение рук людей, движимых определёнными мотивами, он начинает с сопоставления логики, приписываемой событиям различными источниками, с фактически наблюдаемыми данными и задачами, объективно стоявшими перед участниками этих событий. Что позволяет отделить версии, подтверждаемые всем комплексом сведений, от явно надуманных и в последующих реконструкциях использовать полученные по ходу исследования данные об образе мыслей и характерном стиле действий исторических персон уже как самостоятельный аргумент. За счёт такого подхода А. М. Членов – не говоря уже об уточнении множества интерпретаций, – во-первых, доказал фиктивность ряда событий, доселе считавшихся бесспорными фактами, во-вторых, открыл длинный ряд фактов, которые многие штатные историки, располагавшие тем же набором исходных материалов, не рассматривали даже как теоретически допустимые варианты. Вот лишь некоторые из фрагментов, введённых, а точнее сказать, возвращённых А. М. Членовым в картину отечественной истории:

Восстание древлян 945-946 гг. закончилось не поджогом и разгромом их столицы, красочно расписываемым в “Повести временных лет”, а переговорами и капитуляцией Древлянской земли на условиях текущего отказа от вооружённой борьбы и перспективного союза сегодняшних противников. Князь древлян Мал не только не был убит, но и принимал впоследствии участие в управлении Киевской славянской федерацией.

Одним из причастных к гибели князя Игоря в 945 г. и прямым соучастником убийства его сына Святослава в 972 г. был их “ближайший сподвижник” Свенельд.

Добрыня Малович не только формально, как глава правящего дома, но и по существу стоял во главе всех предпринимавшихся с 980 г. и до своей смерти (около 996 г.) крупных государственных начинаний. Так что и для превращения христианства в государственную религию Руси Добрыня сделал уж точно не меньше, чем его племянник Владимир Святославич.

Сам Владимир Святославич действительно скончался в 1015 г., но не от болезни, а был убит в результате боярского заговора.

Из двух детей Владимира, Бориса и Глеба, погибших, согласно летописи, в 1015 г. и провозглашённых затем святыми, только Глеб встретил свою смерть в этом году и в связи с мятежом в пользу двоюродного брата Святополка (“Окаянного”). Борис же по ходу первого этапа усобицы не только остался жив, но и стал престолонаследником при другом своём брате – Ярославе (впоследствии “Мудром”). Однако именно это обстоятельство пробудило у последнего острое желание избавиться от Бориса и тремя годами позже, в 1018 г., Борис всё-таки пал от рук посланных братом убийц.

Вместо упоминаемых в летописи под 1021 г. нападения Брячислава Полоцкого на Новгород и разгрома его Ярославом имели место нападение смоленского князя – скорее всего, Судислава – на Полоцкую землю и его капитуляция под давлением прибывших с севера войск Новгородской земли.

В 1026 г. Ярослав с Мстиславом делили по Днепру “Русскую землю” не сами по себе, а по приговору верховного арбитра державы, коим выступал тогда новгородский посадник Константин (Добрынич).

Правда, это не помешало Ярославу в конце концов прорваться к власти, истребить всех близких родичей, установить в стране режим личной диктатуры и объявить свою династию варяжской.

Желающим более подробно ознакомиться с принципами и результатами работы А. М. Членова могу порекомендовать, в частности, его книгу “По следам Добрыни. Сын Добрыни.” (М., Мир, 2004).

*     *     *

Итак, на наш взгляд, включение в арсенал историка наряду с археологическими, текстологическими, этнографическими и другими традиционными средствами также психологических методов и критериев может ощутимо расширить возможности исторической науки. Как представляется, в свете всего вышесказанного такой вывод уже не должен казаться взятым с потолка или практически не реализуемым.