Психологическое литературоведение

На первой странице романа Т. Уайлдера «Мартовские иды» есть такой абзац:

К 45 году (до Р.Х. – В.Б.) многие из моих персонажей давно уже были мертвы: Клодия убили наемные бандиты на проселочной дороге; Катулл <…> умер в возрасте 30 лет; Катон-младший погиб за несколько месяцев до описываемых событий в Африке <…>; тетка Цезаря, вдова великого Мария, скончалась еще до 63 года. Более того, вторую жену Цезаря, Помпею, давно сменила третья жена Кальпурния.

Роман, как известно, заканчивается описанием убийства Цезаря, то есть подтверждает простую мысль: мы все смертны, но подтверждает ее в нарративной форме, сопровождая подробностями смерти, которая, по мнению автора, неизбежна. Вот другой фрагмент из этого же романа:

Ты говоришь о прошлом.

Я не позволяю своим мыслям надолго в него погружаться. Все, все в нем кажется прекрасным и – увы! – неповторимым. Те, что ушли, – как я могу о них думать? Вспомнишь один только шепот, только глаза – и перо падает из рук и беседа, которую я веду, обрывается немотой. Рим и все его дела кажутся чиновной суетой, пустой и нудной, которая будет заполнять мои дни, пока смерть не даст мне избавления.

Опять смерть выглядит спасением от тяжестей жизни.

Помимо этого, в «печальных» текстах встречается сопряженность семантических компонентов 'юность', 'старость' или 'радость' и 'смерть'. Они находятся тут в одном конкордансе:

Представь себе <…> меня – немного помоложе; влюбленного… с красоткой… Я весел… Вдруг: виденье гробовое…

(А. Пушкин

«Моцарт и Сальери»)

Ты молода… Но когда пора пройдет, когда твои глаза впадут и веки, сморщась, почернеют, и седина в косе твоей мелькнет… Тогда – что скажешь ты?

(А. Пушкин

«Каменный гость»)

В «печальном» тексте и обнищание, и трудности, и смерть неизбежны. Все фатально предрешено.

Эпиграфом ко многим «печальным» текстам может быть фраза: «Все будет так, как должно быть, даже если это будет иначе», высказанная персонажем фантастического рассказа Р. Силверберга «Тихий вкрадчивый голос». В нем рассказывается о человеке, который купил машинку, подсказывающую ему из будущего, какие акции покупать. Кончается этот рассказ тем, что нарушение временных событий замечено и равновесие восстановлено – человек лишается всех богатств и покупает билет на самолет (тема возможного, но несостоявшегося полета из «веселых» текстов), который разбивается.

Герой «печальных» текстов практически не сопротивляется обрушивающимся на него бедам. Неспособность к активному действию характерна, в частности, для тургеневского Герасима из рассказа «Муму», старательного, добросовестного, обязательного человека.

Многие другие миниатюры Тургенева также пронизывает мысль о бесцельности существования и неизбежности самоубийства («Враг и друг», «Насекомое», «Порог», «Мои деревья», «Конец света», «Старик», «Куропатки», «Старуха», «Песочные часы», «Я встал ночью»).

Категория бессмысленности характерна для произведений Л. Андреева. Министр из «Рассказа о семи повешенных», узнавший о готовившемся покушении, понимает, что могло быть «совершенно бессмысленно пить кофе, надевать шубу, когда через несколько мгновений все это, и шуба, и тело, и кофе, <…> будет уничтожено взрывом, взято смертью».

Без всяких объяснений отказывается от борьбы гордый и властный Вернер:

Барин, а что, если бы конвойных того… а? Попробовать?

– Не надо, – так же шепотом отвечал Вернер. – Выпей до конца.

В целом для текстов Л. Андреева характерны мотивы усталости и пессимизма: