Психология

Всякий инстинкт есть импульс. Спорить о том, сле-дует ли называть инстинктами такие импульсы, как по- краснение, чихание, кашель, улыбка и т. п., значило бы спорить о словах. И там, и тут психологический про- цесс совершенно тождественный. Шнейдер в высшей степени живо и интересно написанной книге «Der Thierieche Wille» подразделяет импульсы (Friebe) на чувственные, предметные и идейные. Наклонность ежить-ся от холода есть чувственный импульс; стремление по- вернуться при виде бегущих и бежать за ними — пред- метный импульс, связанный с восприятием внешних объектов; стремление искать кров во время ветра и дож- дя — идейный. Отдельное сложное инстинктивное дей- ствие может заключать в себе последовательное про-буждение всех импульсов. Так, голодный лев начинаемискать добычу вследствие возникновения в нем образа добычи в связи с желанием овладеть ею; он начинае!выслеживать ее, когда до его носа, уха или глаза до-ходит чувственное впечатление, указывающее на то, что добыча находится на некотором расстоянии; он набра-сывается на нее, если она в испуге обращается в бег-ство или если расстояние от нее очень невелико; он принимается разрывать и пожирать ее, когда его зубы и когти прикасаются к ней. Выискивание, выслежива- ние, нападение и пожирание соответствуют четырем различного рода комплексам мышечных сокращений, и каждый из этих комплексов вызывается особыми, толь-ко ему одному соответствующими раздражениями.

Почему же различные животные производят дейст-вия, которые кажутся нам столь странными и возникают, по видимому, под влиянием столь несоответствую-щих стимулов? Почему, например, курица обрекает се- бя на скуку, принимаясь высиживать яйца, по-видимо- му, в крайне непривлекательном для нее гнезде? Неуже-ли потому, что она обладает пророческим предвидени-

Ш*-

ем результатов высиживания? Мы можем дать на это ответ лишь ad hominem — сообразуясь с нашей соб- ственной психикой. Почему мы предпочитаем обыкно- венно ложиться на мягкие постели, а не на голый пол? Почему, находясь в комнате, мы из 100 раз 99 норовим быть лицом к середине комнаты, а не к стене? Почему мы предпочитаем порцию баранины с бутылкой шам- панского куску твердого сухаря с грязной водой? По- чему известная барышня так увлекает собой молодого человека, что для него всё, относящееся к ней, становит- ся дороже всего на свете?

На это можно только сказать, что таковы челове- ческие влечения и каждое существо имеет свои влече- ния и без всяких рассуждений руководствуется ими в своих поступках. Можно анализировать влечения с на- учной точки зрения и найти, что почти все они полезны для данного существа. Но мы следуем им, не имея в виду их полезности, но чувствуя, что это единственный присущий нам от природы образ действия. Из биллио- на людей не найдется и одного, который, садясь за обед, принимался бы размышлять о пользе кушаний. Люди едят, потому что пища приятна на вкус и вызы- вает желание продолжать есть. Если вы кого-нибудь спросите, почему он ест то, что имеет такой именно вкус, а не иной, то он не отнесется к вам как к мудре- цу, заслуживающему уважения, а осмеет вас как глупца. Связь между определенными вкусовыми ощущениями и вызываемыми ими действиями представляет нечто само собой понятное (selbstverstandlich), как бы апри- орный синтез, не нуждающийся в дальнейшем объясне- нии. Надо, чтобы у человека, по выражению Беркли, за- шел ум за разум от излишней учености и тогда он ус- мотрит в естественнейших процессах нечто странное и станет задаваться вопросом, почему люди производят такие, а не иные инстинктивные действия. Метафизик способен ставить вопросы вроде следующих: «Почему мы улыбаемся, а не хмуримся, когда веселы? Почему мы не можем с толпой говорить так спокойно, как со своим приятелем? Почему именно та, а не другая ба- рышня сводит нас с ума?» Простой смертный можетодно только ответить метафизику: «Само собой понят- но, отчего мы улыбаемся, отчего наше сердце начинает биться, когда мы обращаемся к толпе, отчего каждый из нас увлекается той, а не другой барышней и видит в ней чудную душу в прелестной телесной оболочке, су-

292

щество, которое самой природой очевиднейшим образом предназначено быть предметом вечной любви!»

Для животного, производящего известные действия в присутствии известного объекта, инстинкты, по асейвероятности, являются также чем-то непосредственно данным. Для них значение инстинкта так же самооче- видно, как и для нас. Для льва предметом любви слу- жит львица, для медведя — медведица. Наседке должна казаться чудовищной мысль о существах, для которых гнездо куриных яиц не представляет такого драгоцен- ного удобного для сидения предмета, каким оно пред- ставляется ей.