Психология денег. Непреходящие уроки богатства, жадности и счастья

В начале 1900-х годов Вагнер-Яурегг начал вводить пациентам низкие штаммы брюшного тифа, малярии и оспы, чтобы вызвать лихорадку, достаточно сильную для уничтожения сифилиса. Это было так же опасно, как и звучит. Некоторые из его пациентов умерли от такого лечения. В конце концов он остановился на слабом варианте малярии, поскольку после нескольких дней лихорадки, бьющей по костям, ее можно было эффективно нейтрализовать хинином.

После трагических проб и ошибок его эксперимент дал результат. Вагнер-Яурегг сообщил, что 6 из 10 больных сифилисом, получавших "маляриотерапию", выздоравливали, в то время как 3 из 10 пациентов оставались без лечения. В 1927 году он получил Нобелевскую премию по медицине. Сегодня организация отмечает: "Основной работой, которая занимала Вагнера-Яурегга на протяжении всей его трудовой деятельности, было стремление вылечить психические заболевания путем вызывания лихорадки"³³.

Слава богу, пенициллин в конце концов сделал маляриотерапию больных сифилисом неактуальной. Но Вагнер-Яурегг - один из единственных в истории врачей, который не только признал роль лихорадки в борьбе с инфекцией, но и назначил ее в качестве лечения.

Лихорадки всегда были столь же страшны, сколь и загадочны. Древние римляне поклонялись Фебрис - богине, защищающей людей от лихорадки. В храмах оставляли амулеты, чтобы задобрить ее, надеясь уберечься от очередного приступа лихорадки.

Но Вагнер-Яурегг кое-что понял. Лихорадка - это не случайная неприятность. Они играют определенную роль на пути к выздоровлению организма. Сегодня мы располагаем более точными и научными доказательствами пользы лихорадки в борьбе с инфекцией. Доказано, что повышение температуры тела на один градус замедляет скорость репликации некоторых вирусов в 200 раз. "Многие исследователи отмечают более благоприятный исход у пациентов с повышенной температурой", - говорится в одном из документов NIH.³⁴ Детская больница Сиэтла разместила на своем сайте раздел, посвященный просвещению родителей, которые могут запаниковать при малейшем повышении температуры у своего ребенка: "Лихорадка включает иммунную систему организма. Они помогают организму бороться с инфекцией. Нормальная температура от 100° до 104° f является нормальной для больных детей".³⁵

Но на этом наука заканчивается, и на смену ей приходит реальность.

Лихорадка почти повсеместно рассматривается как плохое явление. Их лечат такими препаратами, как тайленол, чтобы уменьшить их так же быстро, как они появляются. Несмотря на миллионы лет эволюции лихорадки как защитного механизма, ни родители, ни пациенты, ни врачи, ни, тем более, фармацевтические компании не рассматривают лихорадку иначе как несчастье, от которого следует избавляться.

Эти взгляды не соответствуют известным научным данным. В одном из исследований было сказано прямо: "Лечение лихорадки является обычным явлением в условиях отделения интенсивной терапии и, скорее всего, связано со стандартной догмой, а не с практикой, основанной на доказательствах."³⁶ Говард Маркел, директор Центра истории медицины, однажды сказал о фобии лихорадки: "Это культурная практика, которая распространяется так же широко, как и инфекционные заболевания, которые стоят за ней."³⁷

Почему так происходит? Если лихорадка полезна, то почему мы так повсеместно боремся с ней?

Я не думаю, что это сложно: Лихорадка - это больно. А люди не хотят болеть.

Вот и все.

Цель врача - не просто вылечить болезнь. Она заключается в том, чтобы лечить болезнь в пределах разумного и терпимого для пациента. Лихорадка может принести незначительную пользу в борьбе с инфекцией, но она причиняет боль. И я иду к врачу, чтобы перестать болеть. Мне нет дела до двойных слепых исследований, когда я дрожу под одеялом. Если у вас есть таблетка, которая может снять жар, дайте мне ее сейчас.

Возможно, рационально желать повышения температуры, если у вас есть инфекция. Но это неразумно.

Эта философия - стремление быть разумным, а не рациональным - должна учитываться при принятии решений, касающихся денег.

 

Академическая финансовая наука посвящена поиску математически оптимальных инвестиционных стратегий. Моя же теория заключается в том, что в реальном мире людям не нужна математически оптимальная стратегия. Им нужна стратегия, которая максимизирует то, как хорошо они спят по ночам.

Гарри Марковиц получил Нобелевскую премию за исследование математического компромисса между риском и доходностью. Однажды его спросили, как он инвестирует свои собственные деньги, и он рассказал, как распределял портфель в 1950-х годах, когда впервые были разработаны его модели:

 

Я представил себе, как я буду переживать, если фондовый рынок пойдет вверх, а меня на нем не будет, или если он пойдет вниз, а я буду полностью на нем. Мое намерение состояло в том, чтобы свести к минимуму мои будущие сожаления. Поэтому я разделил свои взносы 50/50 между облигациями и акциями.

 

В итоге Марковиц изменил свою инвестиционную стратегию, диверсифицировав ее. Но здесь важны два момента.