Психология древнегреческого мифа

– Благо им! Но нам какая от них польза? Меня никакая птица не поднимет, будь это даже коршун-ягнятник, который некогда, рассказывают, спас на своих крыльях нашего маленького царевича.

По дереву и птица. Сейчас увидишь сам, только не пугайся.

Он гикнул три раза. Вскоре послышался тяжелый шум исполинских крыльев, и в то же время в белое сияние ворвался сноп золотистых и багровых лучей. Еще немного – и на сук спустилась огромная птица с золотым оперением и крыльями из яркой порфиры.

– Спасибо, Феникс, что не заставил ждать. А теперь, почтенный, подставь-ка свою могучую спину, чтобы мы могли на нее взобраться, и перенеси нас к самому берегу Лаврийского озера.

Феникс стал подходить к Акасту, который смотрел на него с чувством, смешанным из восхищения и страха. Он заметил при этом, что когти птицы-великана вонзались в жесткое серебро, точно в тесто.

– Ну, Акает, теперь на коня. Садись верхом Фениксу на плечи и держись за его шею, а я прилягу за тобой.

Сказано – сделано. Феникс взмахнул несколько раз и повис в воздухе. Затем он расправил крылья и, наклонившись немного грудью вперед, стал тихо и плавно спускаться в огненную бездну, описывая в то же время широкие круги вокруг дуба. Жутко стало Акасту, и для него было большим облегчением, что маленькая, но железная рука карлика не выпускала его пояса. Чем ниже они спускались, тем шире становились круги; наконец Феникс взял прямое направление и полетел над зелеными верхушками настоящего леса. Весь страх у Ака-ста прошел: он с любопытством рассматривал незнакомые деревья и любовался на их плоды, сверкавшие среди листвы.

Чем дальше, тем темнее становилось; под конец их окружила ночь, и только издали бледно сиял тонкий столб серебряного дуба. Вскоре цель была достигнута: они сошли.

VII

Перед ними расстилалась широкая гладь мрачного, недвижимого озера; если бы карлик не назвал его ясно «Лаврийским», его питомец принял бы его за то Ахерусийское в царстве мертвых, о котором ему рассказывал дед. Но мрачным было только оно само; по ту сторону виднелось зарево, точно от пожара.

– Это наш город, – пояснил карлик. – Собственно, Феникс мог бы нас туда перенести, но я хотел порадовать тебя разнообразием. Так что же, питомец, – пустимся вплавь? Помолимся Океанидам, да в воду?

Акает грустно покачал головой:

– Я плавать не умею.

Карлик притворился смущенным:

– Ах ты, грех! И подлинно, где тебе было научиться этому благородному искусству среди лаврийских сопок, с которых даже и не видно моря. Ну что же, придется прибегнуть к другому дару Посидона, к верховой езде.

Он гикнул. Вскоре поверхность озера зазыбилась, и в береговой песок уткнулись безобразные, но приветливые морды двух чудищ – не то дельфинов, не то моржей.

– Ну, питомец, гоп-гоп! Когда свалишься, кликни меня!

Акает осторожно опустил ногу в воду и тотчас отдернул ее обратно. Все на том месте вдруг заискрилось; хотя вода была только теплая, но ему показалось, что он опустил ногу в жидкий огонь.

– Что, обжегся? – поддразнил его карлик. – Не пугайся, тут даже особенного чуда нет, это и у вас бывает в летние ночи. Только у нас ярче.

– От давления? – насмешливо спросил Акает.

– Именно от давления. Не ломай головы, все равно не поймешь; садись на своего рысака, только сначала подбери свой хитон или то, что от него осталось. Да, и вот что. Что бы ни случилось – держись за почтенного Гиппокампа (так его величают) и руками и ногами; даже если бы он надумал нырнуть, не выпускай. Иначе плохо будет.

Поехали. Акасту опять стало очень весело. Всюду, где Гиппокамп рассекал сонную гладь, появлялись мириады маленьких огоньков. Сплошь и рядом к ним поднимались рыбы различных величин, о золотой, серебряной, багровой или сапфировой чешуе; чешуя светилась, и при этом свете Акает мог разглядеть, как прозрачна была эта вода. Еще более его радовали огненные шары, пролетавшие иногда над озером, большею частью высоко, но иногда и совсем низко. Один направился прямо на него, и он был не прочь его поймать. Но карлик громко крикнул:

– Берегись! – и Гиппокамп внезапно нырнул.

Уже в воде Акает услышал оглушительный треск.

– Что это было? – спросил он, когда они вынырнули.

– Нечто вроде ваших молний, мой милый. И притом тоже от давления – отсюда ты видишь, что дальше спрашивать бесполезно. Нам эта диковина не вредит; ударившись о мою голову, она лопнула, как хлопушка. Но тебя она бы разнесла, как вакханки Пенфея.

Тем временем зарево становилось все явственнее – и теперь Акает уже различал, что оно исходило от несметного количества горящих восковых свечек. Гиппокамп прибавил скорости, и немного спустя оба всадника высадились в гавани подземного города.

– Что это за свечки? – спросил мальчик.

– Ах ты, ненасытный! Ты бы меня лучше спросил, сколько дней мы с тобой путешествуем.

– Ну?

– Пять, и столько же ночей. Если бы не мои яблоки – ты бы давно изнемог. Но есть предел и их силе; а так как мы дома, то не грешно и соснуть.

– Дома? Я здесь никаких домов не вижу.