После схода с орбиты и полета в плотных слоях атмосферы тягостно переживаются космонавтами и минуты ожидания раскрытия парашюта. «Все шло по программе/г- рассказывает Л. Попов. — И все-таки секунды до раскрытия парашюта тянулись, как минуты. Облака рядом, а хлопка от парашюта все нет. Но вот он раздался над головой — и мы в земных условиях».
Таким образом, эмоциональная напряженность на завершающем этапе похода корабля в океан, выполнения программы исследований и т.д. обуславливается предвосхищением встречи с близкими родственниками, товарищами и включения в привычную жизнь. Что касается завершающего этапа космического полета, то здесь эмоциональная напряженность возникает не только в результате предвосхищения возврата к обычной жизни, но и «проигрывания» возможных аварийных ситуаций во время возвращения на Землю.
21.2 Острые психические реакции выхода
Срабатывают двигатели мягкой посадки. и наступает необычная тишина. Смотрю в иллюминатор — за ним пахота... Расстегиваем привязные ремни. Жму руку Валерия Кубасова:
— Пользуясь случаем, первый от всей души поздравляю с успешным завершением полета. Примите мои заверения... и так далее. Одним словом, от радости несу словесную чепуху.
Г. Шонин
Этап острых психических реакций выхода начинается сразу после выхода человека из измененных условий существования и по времени длится от нескольких часов до двух-трех суток.
Первое, что отмечают спелеологи при выходе из-под земли, снижение порога чувствительности зрительного и слухового анализаторов. «Когда мы выходили из «Снежной» на поверхность, была безлунная земная ночь, — пишет А. Медведев. — Однако зрение наше стало настолько приспособлено к условиям пещерного мрака, а слух к безмолвию, что все мы видели вокруг себя так, как если бы над горами Кавказа стоял ясный день. И вокруг мы услышали не ночную тишину, а сотни и тысячи самых разнообразных звуков: криков, шуршаний, шелестов, шепотов... Необычайно обострившиеся зрение и слух на поверхности продолжали функционировать по законом подземной адаптации еще долгие сутки». Но особенно отчетливо выявляются в этот период сдвиги в эмоциональном состоянии.
В опытах по строгой сенсорной депривации зарубежные исследователи сразу после окончания экспериментов у испытуемых наблюдали появление эйфории, сопровождавшейся выраженным психомоторным возбуждением. Это подтверждалось и нашими исследованиями. Так, один из испытуемых после выхода из камеры в одном из пятен теста Роршаха увидел двух добряков за маленьким столом, которые только что подняли свои стаканы с вином.
После прекращения длительных сурдокамерных экспериментов у испытуемых наблюдалась двигательная гиперактивность, сопровождавшаяся оживленной мимикой и пантомимикой. Многие из них навязчиво стремились вступить в разговор с окружающими. Много шутили и сами смеялись над своими остротами, причем в обстановке, не совсем подходящей для проявления такой веселости. В этот период наблюдалась повышенная впечатлительность. Даже через два—четыре дня испытуемые отмечали ряд фактов и мелких деталей, относящихся к этому времени, которые запомнились им до мельчайших подробностей и расценивались как особо приятные, эмоционально ярко окрашенные. Каждое новое впечатление как бы вызывало забывание предшествующего и переключало внимание на новый объект («перескакивающее» внимание). Большинство испытуемых были довольны собой и высоко оценивали проведенный эксперимент, хотя в ряде случаев это была некритическая оценка проделанной работы. Своих ошибок при экспериментальном исследовании в послеизоляционном периоде испытуемые не замечали, при указании на них экспериментатора, реагировали крайне благодушно, хотя и старались, иногда весьма убежденно, представить свою работу в лучшем свете. Состояние повышенного настроения, оживленности продолжалось от нескольких часов до двух-трех суток. Как правило, даже в тех случаях, когда испытуемые, в связи с измененным суточным режимом, не спали в течение ночи перед выходом из сурдокамеры, они не чувствовали усталости в течение всего дня и относительно долго не могли уснуть ночью.