Психология масс

Способ, с помощью которого мы пытаемся проследить роль супер-эго в процессе культурного развития, обещает нам новые открытия в этой сфере. Я спешу закончить, но мне трудно уклониться от обсуждения еще одного вопроса. Если культурное развитие проявляет такое сходство с развитием индивида и подчиняется тем же закономерностям, то не можем ли мы констатировать, что многие культуры и культурные эпохи – а возможно, и человечество в целом – становятся «невротическими» под влиянием культурных устремлений и влечений? После аналитического изучения природы этих неврозов можно будет предложить методы психотерапевтического воздействия, которые, вероятно, смогут представлять большой практический интерес. Я совсем не уверен, что такая попытка переноса психоанализа на социокультурные феномены является бессмысленной или заведомо неплодотворной. Но здесь надо соблюдать предельную осторожность, не забывая, что речь идет всего лишь об аналогии и что не только для людей, но и для самих концепций очень опасно вырывание их из контекста той сферы, где они возникли и развивались. Кроме того, диагностика общественного невроза сталкивается еще с одной трудностью. При индивидуальном неврозе отправной точкой диагностики нам служит контраст между больным и его «нормальным» окружением. Эта точка опоры отсутствует, если одинаково поражена масса людей, и в этом случае искать точку опоры предстоит в другом месте. В том, что касается терапевтического применения добытого знания, можно сказать, что не будет никакого проку от самого тщательного анализа социального невроза, если не отыщется авторитет, способный принудить массу к лечению. И все же, несмотря на все эти сложности, мы смеем надеяться, что наступит день, когда кто-нибудь отважится на риск и возьмется за лечение этой патологии культурных сообществ.

По очень многим причинам и мотивам я далек от того, чтобы давать оценку человеческой культуре. Я изо всех сил старался избежать предвзятости и не поддаться энтузиазму считать, что наша культура – это самое дорогое, что у нас есть и может быть, и что она непременно ведет нас к высотам невероятного совершенства. Я также могу без негодования слушать критика, который говорит, что если принять во внимание цели культурных устремлений и используемые для этого средства, то неизбежно приходишь к выводу, что все эти устремления не стоят затраченного на них труда и результатом их может стать лишь невыносимое для индивида положение. Мне легко дается моя беспристрастность, поскольку я не так много в этом понимаю, и все же я твердо убежден в том, что оценочные суждения людей вытекают из их стремления к счастью, и поэтому соблазном надо считать желание подкреплять беспочвенные иллюзии разумными аргументами. Я бы хорошо понял того, кто подчеркнул бы принудительный характер человеческой культуры, кто сказал бы, например, что склонность к ограничению половой жизни и внедрению гуманистических идеалов ценой отказа от естественного отбора является единственно допустимым путем развития, кто призвал бы подчиниться этому как естественной, природной необходимости. Я уже предвижу возражение, что считавшиеся непреодолимыми влечения в течение долгой человеческой истории часто забывались и отбрасывались, заменяясь другими столь же эфемерными и преходящими влечениями. Мне не хватает духу быть пророком. Я смиренно склоняю голову и принимаю упрек в том, что не сумел дать людям средство утешения, которого требовали все – от самых пламенных революционеров до не менее страстных и отважных верующих.

Судьбоносный вопрос, стоящий перед человечеством, по моему мнению, заключается в следующем: удастся ли ему в своем культурном развитии усмирить агрессивные и самоубийственные влечения, препятствующие мирной совместной жизни людей? В этом отношении наша эпоха представляет особый интерес. Люди достигли такой власти над силами природы, что им не составит большого труда уничтожить друг друга вплоть до последнего человека. Люди прекрасно это сознают; отсюда их беспокойство, их тоска и страх. И остается только ждать, что один из двух «небесных владык», вечный Эрос, сделает усилие, чтобы одолеть своего столь же бессмертного противника. Но кто сможет предугадать исход их борьбы?[137]

О добывании огня [138] (1931)

В одном из примечаний к моей работе «Болезнь культуры» я отметил мимоходом, что возможно с использованием психоаналитического материала выдвинуть предположение о таком достижении культуры, как укрощение огня первобытным человеком. Снова вернуться к этой теме меня побудили замечания Альбрехта Шеффера (1930)[139] и его поразительная ссылка на сообщение Эрленмайера[140] о принятом среди монголов запрете «мочиться на пепелище»[141].