Психология масс и фашизм

Мы попросили коллег, которым были отправлены экземпляры настоящей брошюры, тщательно обдумать содержание брошюры и в случае согласия передать её другим социологам, способным понять противоречивый характер развития Советского Союза. При этом настоятельно рекомендовалось воздерживаться от публикаций и зачитывания брошюры на массовых собраниях. Сам ход событий должен был определить время, когда можно будет начать её публичное обсуждение. В период с 1935 по 1939 год росло число ведущих социологов, которые приходили к пониманию точки зрения массовой психологии на причину отката Советского Союза к авторитарным формам правления. Это понимание заняло место чувства бесплодного негодования по поводу «отката». Учёные начали понимать, что в своём развитии Советский Союз потерпел крах, наткнувшись на авторитарные структуры народных масс; этот факт остался без внимания со стороны советского руководства. Это понимание имело огромное значение.

«Что происходит в народных массах!»

Проблема способа установления нового общественного строя полностью совпадает с проблемой характерологической структуры широких слоёв населения, т. е. аполитичных трудящихся, которые находятся под влиянием иррациональности. Поэтому в основе провала подлинно социальной революции лежит несостоятельность народных масс. Народные массы воспроизводят идеологию и формы жизни политической реакции в своих психологических структурах и, тем самым, в каждом новом поколении, хотя им иногда и удаётся подорвать силу этих форм и идеологии в рамках социальной структуры. В то время никто не ставил, да и не понимал проблему мышления, переживаний и реакций широких групп аполитичного сегмента населения. Поэтому трудно было рассчитывать на практическое решение этой проблемы. В этом вопросе царила неразбериха. По поводу плебисцита, проводившегося в Сааре в 1935 году, венский социолог Вилли Шламм писал следующее:

«Действительно, минула эпоха, когда мы полагали, что, руководствуясь разумом и интуицией, народные массы могли понять своё реальное положение для осуществления социальных улучшений своими силами. Действительно, минуло то время, когда массы принимали участие в формировании общества. Оказалось, что можно полностью изменить массы, они бессознательны и способны приспосабливаться к любой форме власти или бесчестия. У них нет исторической миссии. В XX век, век танков и радио, массы не призваны решать исторические задачи – они отстранены от участия в формировании общества».

Шламм был прав, но его правота была бесплодна. Он не поставил вопрос о процессе возникновения такой особенности в психологической структуре масс, о её врождённости и изменчивости. Если я правильно его понял, он не надеялся решить эту проблему, даже в общем виде.

Очевидно, что такие замечания были не только непопулярны, во нередко и смертельно опасны, поскольку социал-демократические и либеральные партии в странах, которые ещё не стали фашистскими, обольщались надеждой, что сами массы (т. е. такие массы, какими они являются в действительности) способны распорядиться свободой и либерализмом, если только «злые гитлеры» не будут им мешать. Индивидуальные и общественные дискуссии неоднократно показывали, что политические деятели демократического толка (особенно социалдемократы и коммунисты) абсолютно не понимали ту простую истину, что в силу многовекового угнетения массы не в состоянии распорядиться свободой. Они не желали признать этот факт. Более того, упоминание о нём вызывало у них чувство беспокойства, а нередко и агрессивность. И тем не менее всё, что произошло в сфере международной политики после русской революции 1917 года, подтвердило правильность утверждения, что массы не способны распорядиться свободой. Без такой интуиции абсолютно невозможно понять катастрофичность фашизма.

В период с 1930 по 1933 год моё понимание действительного положения дел приобретает всё более отчётливые очертания. Я оказался вовлечённым в серьёзный конфликт с благосклонно настроенными ко мне политиками-либералами, социалистами и коммунистами. Тем не менее мне казалось, что настало время для публикации, и поэтому я написал первый вариант настоящей книги. В брошюре «Was ist Klassenbewusztsein?» Эрнст Парелл показал значение моих открытий для политики социалистов.