Психология проклятий

Вторая, поумнее, постоянно вздыхала по профессору Ролану. Нет, он не казался ей идеалом красоты, она смотрела на него вполне объективно, отмечала с уверенностью, что он немного худощав, в последнее время совсем уже отощал, а самое главное, абсолютно не желает социализироваться. Но это не мешало ей восторгаться его умом. Котэсса полагала, что в этой-то влюблённости ничего серьёзного и пагубного для девушки не было; стремясь понравиться Лантону, она то и дело старалась учиться всё лучше и лучше, мечтала защитить бакалаврскую на пять и совершенно не расстроилась, когда узнала о своём научном руководителе — о том, что ею займётся сам заведующий кафедрой.

На самом деле, Котэсса тоже должна была к нему попасть. Она с облегчением выдохнула, когда после появления этой отвратительной Энниз увидела в списке на доске объявлений свою фамилию в колонке профессора Куоки. Ей казалось, что пусть это и не оптимальный вариант, но, по крайней мере, никто не будет намекать ей на удачное разрешение дела с проклятием, чтобы после него успешно воссоединиться с какой-нибудь другой женщиной.

Для себя Котэсса уже давно решила — нет, не сдастся. Пусть он хоть воет, хоть бьётся головой о стену, хоть что хочет, то и делает, только больше не показывается ей на глаза в другое время, кроме, разумеется, занятий, где от доцента Сагрона было не сбежать.

Так что сегодня на занятии она упорно делала вид, будто бы не заметила его пристальный взгляд, остановившийся именно на ней. Она старательно конспектировала лекцию, не вспоминая ту молчаливую, тихую вспышку собственной ревности, не поднимала на него глаз и всё делала вид, будто бы очень внимательно слушает и понимает всё до последней строчки.

В конце концов, она и понимала — только всё же смутно. Почему-то жажда сопротивления, зародившаяся где-то в глубине души, нынче колотилась с такой силой и такой скоростью, что Котэсса просто задыхалась от её мощи. Ей хотелось бросить в лицо Сагрону обвинения во лжи, но она понимала — продержалась вдали от него неделю, сможет продержаться и ещё столько же. А потом и до двадцатки недалеко, а там уж одна за другой, и зима наступит, за зимою весна, а после весны его проклятье просто падет, и они будут свободными друг от друга.

Девушка вздохнула. Чуть отросшие волосы самым наглым образом падали на глаза. Прежде её подстригала Кэтрин — а её мать научила приводить причёску в порядок одним только щелчком пальцев, прекрасным волшебством, которое самой Котэссе никогда не поддавалось. А вот сейчас, когда Хэмум отчаянно злилась на тётку Арко, а значит, и на неё саму, спрашивать о том заклятии было нечего — и девушка терпела свои отросшие волосы и подумывала навестить парикмахерскую. Теперь-то у неё на это деньги были, так зачем экономить на собственном внешнем виде?

Можно было отправить родителям, да. Ойтко действительно не солгала, заплатила за лето, вылетевшее из жизни Котэссы. Но сказать, что она об этом жалела — нет. Давно пора было изобличить родителей во лжи, понять, что они действительно обманывали её, причём достаточно долго. Давно пора было вообще понять, что в этом мире добра нет и не будет. И Сагрон был тому очень ярким, таким себе даже солнечным в негативном понимании этого слова примером.

Так мысленно полагала девушка.

— Итак, — завершил он свой рассказ, кажется, совершенно не замечая пристальных женских взглядов, — какие выводы вы сделали из сегодняшних лекций? Хм… Вот вы, прошу, — он указал на соседку Котэссы.

Та влюблённо вздохнула. Кажется, весь урок она только и болтала о том, как прекрасно белые волосы контрастировали с чёрной рубашкой и чёрными же брюками — теперь смотрела на мужчину так, словно он задал ей вопрос, не имеющий никакого отношения к учёбе.

Что-то вроде "вы выйдете за меня замуж?"

— Да, — выдохнула она.

— Что — да? — удивлённо переспросил Сагрон.

— Да, — повторила девушка, влюблённо глядя на него, но мужчина только махнул рукой и указал на следующего студента.

Парень вскочил и поспешно оттарабанил какие-то краткие выводы по уроку. Котэсса содрогнулась. Он сказал это так автоматически и вызубренно, что могло возникнуть впечатление, будто бы парень и вправду заучил слова заранее, а теперь просто удачно ввернул их во время урока. Но, судя по довольному выражению лица Сагрона, сказал он всё правильно.

— Замечательно, — кивнул он. — Записываем домашнее — оно на доске, — Котэсса бросила взгляд на ровные буквы и поспешно переписала в свою тетрадь, — и свободы. Хм… Арко, останьтесь.

Студенты — кто охотно, кто не очень, — потянулись к выходу. Котэсса, прижав журнал к груди, посмотрела раздражённо на Сагрона.

— У вас ещё есть сегодня какие-то занятия? — окликнул преподаватель одного из проходивших мимо парней. Тот отрицательно мотнул головой и заспешил к выходу, словно опасался, будто бы именно его и вознамерился задержать Сагрон. Но Тэсса прекрасно знала — нет, этот запрос был по её душу.

Она раскрыла журнал, поставила едва заметную точку там, где следовало подписаться преподавателю, и положила его на столе перед Сагроном.