Психология. Психотехника. Психагогика

Герменевтика текста, выполняемая в рамках феноменологического метода, требует не отделять зерен от плевел (что предполагает обычная стратегия «критического» чтения и понимания), но ищет такого продвижения в своем опыте чтения, которое открывало бы возможность принимать читаемый текст как целиком осмысленный и «правильный».

В чтении и понимании Роджерса при этом следует придерживаться установки, что «все, что говорит Роджерс, – правильно»! В том смысле, что нужно искать такое чтение и понимание Роджерса, при котором то, что он говорит, можно было принять как возможность своего собственного мышления в своем продумывании идеи индирективности. Продумывания, внутри которого мы, читатели Роджерса, сами должны пройти определенный путь, дабы позволить «заговорить самому Роджерсу» – тому Роджерсу, которого придется, быть может, отстаивать против другого Роджерса, который тоже присутствует в его текстах, – того, чья мысль, пленяемая то Сциллой естественнонаучного метода, то Харибдой в лоб понимаемой психотехники, оказывается, по сути, несовместимой с последовательно продумываемой идей индирективности.

Попытка продемонстрировать несостоятельность чтения Роджерса в естественнонаучном или психотехническом ключе задает исходную проблемную ситуацию, внутри которой мы по необходимости и должны так развертывать идею индирективности, чтобы она оказалась несовместимой ни с естественнонаучным, ни с психотехническим пониманием роджеровской теории терапии.

И, опять же: такая установка по отношению к Роджерсу соответствует установке самого Роджерса по отношению к речи клиента.

Рождение теории из духа опыта, извлекаемого через это рождение

Невозможность чтения Роджерса в естественнонаучном ключе обнаруживается уже при обращении к его собственным свидетельствам о том, как реально рождалась его теория терапии. В автобиографии, рассказывая о том, как он пришел к формулировке основных положений своей теории терапии, Роджерс вспоминает, как он сидел и часами слушал записи своих бесед с клиентами, пытаясь понять, что же там происходило, чем отличались удачные случаи работы от неудачных, само различение этих случаев поначалу схватывая «интуитивно», не опираясь еще ни на какие внешние критерии. И, ставшие затем каноническими, условия терапевтического процесса были первоначально схвачены Роджерсом «инсайтно» – внутри попытки извлечь свой живой опыт терапевтической работы исходя из непосредственной данности различия успешных и неудачных случаев. И здесь Роджерс работает не как ученый-естествоиспытатель, но – как феноменолог. Он выполняет феноменологический, можно было бы сказать – «дильтеевский» поворот. И ключевые положения его теории терапии, устанавливающие основные условия терапевтического процесса, рождаются внутри реализации, по сути дела, – феноменологического метода.

Эти «условия» оказываются инсайтными моментами самого акта извлечения опыта – не внешним по отношению к самому опыту его описанием, но внутренним моментом его конституции или, быть может даже, конституирования, – тем, через что этот опыт и «извлекается» или, ближайшим образом, тем, через что устанавливается понимание, устанавливается понимающий – здесь-и-сейчас – роджеровский «ответ» на то, что он слышит, слушая свои записи. Ответ, позволяющий ему выслушать то, что говорит не только его собеседник, но и – что важно – он сам. Ответ, позволяющий – в случае удачной работы – выслушать это как «изначально медитативную» речь, то есть речь, открывающую дорогу процессу изменения, трансформации – терапевтическому процессу.

Важно заметить при этом, что сами условия терапии, сформулированные Роджерсом, можно «прочитать» и понять – в их действительном статусе и содержании – только уже изнутри самого этого опыта. В этом смысле действительное содержание роджеровской теории терапии – как это ни парадоксально – не содержится в самом тексте и непосредственно из него не извлекается – ни как его прямое и явное содержание (что, казалось бы, с необходимостью предполагает всякий собственно научный и даже просто рациональный текст), ни как – какое бы то ни было – его скрытое и непрямое содержание, которое могло бы быть «вычитано» из него с помощью той или иной – пусть бы даже самой что ни на есть изощренной – техники его анализа (положим, в духе психоанализа) или толкования (включая традиционные методы герменевтики текста). «Содержащееся» в этих условиях «указание на» определенный терапевтический опыт, который – коль скоро он случается – оказывается этим условиям соответствующим, не предопределяет этот опыт по содержанию – ни в смысле естественнонаучного предсказания, ни в смысле психотехнического предписания.

«Указание» здесь, стало быть, означает только: «ищи то, что – когда ты это найдешь – будет соответствовать этому указанию», к тому же – из этого найденного будет соответствовать уже прочитанному.