Психология. Психотехника. Психагогика

Итак, невозможность дать естественнонаучное (законосообразное) представление объекта изучения в психологии человека со стороны метода обусловлена вовсе не тем, что исследователь просто неправильно устанавливает границы целого, которое одно только и могло бы позволить дать автономное его представление. Нарушение этого общего требования системно-структурного (структурно-функционального) подхода само по себе, естественно, еще не ведет ни к каким радикальным следствиям ни в плане способа представления объекта, ни в плане метода его изучения. В этом случае достаточно было бы пересмотреть принятое представление о границах действительного целого, с которым имеет дело исследователь, или, иначе говоря, нужно было бы всего лишь правильно установить действительную единицу изучения в ее границах.

Так, в разобранном примере исследования Дункера следовало бы тогда лишь перейти от рассмотрения – в качестве такой единицы – работы по решению задачи отдельным испытуемым к представлению о диаде «испытуемый – экспериментатор» как о подлинном «субъекте» процесса решения задачи. И тогда – можно было бы думать – возможность законосообразного представления изучаемого объекта полностью восстанавливается.

В действительности же, однако, суть дела состоит не в ошибочном проведении границ изучаемого целого, но в принципиально неверном представлении о самой его природе.

Так, в случае дункеровского исследования суть дела в том, что изучаемый процесс решения задачи – даже если, и именно в том случае когда, мы выбираем в качестве единицы изучения процесс решения задачи, происходящий в диаде «испытуемый – экспериментатор», – что этот изучаемый «процесс» [55] в принципе не допускает естественного, законосообразного представления. То есть он не допускает естественнонаучного представления прежде всего потому, что в качестве внутренне необходимого своего конституента он включает самую процедуру его «изучения», то есть по сути дела работу экспериментатора в качестве психотехника, которая, радикальным образом изменяя ход решения задачи, существенно определяет жизнь «изучаемого объекта». Причем устранить это систематическое и радикальное изменение «объекта изучения» в процедуре его изучения вследствие психотехнической работы «исследователя», устранить присутствие «экспериментатора» в составе изучаемого процесса принципиально невозможно. Это обстоятельство уже с необходимостью требует не только поиска совершенно нового, отличного от естественнонаучного, способа теоретического представления изучаемого объекта, но также и с предельной остротой ставит проблему метода исследования – метода, который в такой ситуации позволил бы сохранить «объективность» исследования.

Можно было бы думать, что невозможность законосообразного натурального представления объекта в психологии связана только с моментом «вмешательства» в его жизнь акта исследования, то есть что она касается только включенного в исследование объекта, «объекта в ходе его изучения», но что в своем «независимом» от исследования состоянии, «вне» исследования, «сам по себе», «будучи взят как таковой» объект изучения живет все же «естественной жизнью» (как то, опять же, предполагается идеологией естествознания), чем и можно оправдывать попытку представлять его в теоретическом плане как естественный законосообразно живущий объект.

Дело, однако, заключается в том, что подобного рода вывод о невозможности натурального представления объекта изучения вытекает – как мы пытались указать на это выше – также и из анализа принципиальных особенностей («природы») самого изучаемого объекта и, прежде всего – из того, что он является культурно-историческим и развивающимся образованием.

Иначе говоря, натуральное представление изучаемому объекту нельзя дать не только в ситуации его исследования, но также и – вне нее (то есть и в онтологическом, а не только в гносеологическом плане).

Парадоксальность положения в данном случае состоит в том, что эти, ведущие к радикальным выводам, особенности изучаемого объекта уже давно и регулярно фиксировались исследователями, причем именно не как периферические, но как центральные его черты, однако из этого ни разу не были последовательно, до конца прослежены принципиальнейшие следствия (особенно поразительным это является в случае Выготского).

На первый взгляд, то, что не только в контексте исследования, но и по самой своей «природе» объект изучения не позволяет устранить включенности в него особых действий по его трансформации, ведущих к изменению «законов» его жизни, – это обстоятельство окончательно закрывает всякую возможность объективного исследования, делает проблему объективного метода в психологии высших и конкретных форм психической жизни человека совершенно неразрешимой, а ситуацию их исследования – совершенно безнадежной.

Однако на самом деле именно это критическое обстоятельство и оказывается «спасительным», именно оно и дает ключ к решению проблемы метода и тем самым – вновь восстанавливает возможность конкретной психологии человека.