Психология. Психотехника. Психагогика

И это – можно утверждать – не только факты, единственно возможные для исследователя в сфере психологии – психологии сознания, но также и личности, мышления и вообще всяких высших, собственно человеческих форм психической деятельности человека, но – также и факты, на получение и анализ которых как раз исследование в этом случае должно быть с самого начала и нацелено!

Положение дел, несовместимое с самыми фундаментальными принципами естественнонаучного исследования, в сфере конкретной психологии человека должно быть возведено в принцип исследования и «поставлено во главу угла». Именно к такому, более чем парадоксальному с точки зрения самосознания исследователя естественнонаучной ориентации, выводу с необходимостью приводит анализ культурно-исторической концепции Выготского.

В каком-то смысле можно было бы сказать, что «продуктивная ловушка» – это ловушка, ловящая самое себя и вместе с тем – оказывающаяся и после «срабатывания» парадоксальным образом чем-то большим, чем она сама была «до» этого срабатывания и «вне» него. Иначе говоря, подобного рода ловушка – это прибор, ловящий нечто не вне себя, но «на себе» и на своей работе.

Если воспользоваться противопоставлением, введенным самим Выготским, можно было бы сказать, что «ловушка для природы» подобна «телескопу», лишь продолжающему в своей амплификации естественную способность человека, тогда как «ловушка для сознания», или «продуктивная ловушка» – сродни «градуснику».

«Экстериоризация» и метод культурно-исторической психологии

«За всеми высшими функциями и их отношением, – пишет Выготский в работе 1929 года, – стоят генетически социальные отношения, реальные отношения людей. Отсюда: принцип и метод персонификации в исследовании культурного развития, то есть разделения функций между людьми, персонификации функций: например, произвольное внимание – один овладевает – другой овладеваем. Разделение снова надвое того, что слито в одном (ср. современный труд), экспериментальное развертывание высшего процесса (произвольного внимания) в маленькую драму» ( Выготский , 1986, с. 54).

Мы привели этот выразительный пассаж, в котором с исключительной даже для Выготского ясностью центральная идея метода его культурно-исторической психологии формулируется именно как идея метода «экстериоризации» (в данном случае – в форме «драматизации»), для того чтобы подчеркнуть, что «экстериоризация» понимается здесь не только как чисто методический ход, позволяющий исследователю «вернуться» к генетически исходным формам высших психических функций (которые, как мы знаем, по Выготскому, суть всегда интерпсихические функции). Прежде всего, «экстериоризация» понимается тут в своем «психотехническом» измерении – как акт радикальной реорганизации психики человека с чертами подлинной (и неустранимой) «продуктивности». Акт «экстериоризации» «выводит наружу» для исследователя такую форму (культуру) психической деятельности, которой до и без этого специально организуемого акта «исследовательской», вроде бы – чисто «познавательной» – деятельности вообще не существовало и существовать не могло, которая только благодаря этой акции «экстериоризации» впервые устанавливается, приводится к своему существованию.

Иначе говоря, в идее экстериоризации [58] , в понимании Выготского, мы обнаруживаем все основные черты того общего метода «ловушек для сознания» (психики), которые мы уже обсуждали ранее в связи с «объективно-аналитическим методом психологии искусства» и проблемой объективного метода в психологии сознания.

И в данном случае решающе важным оказывается установленное ранее принципиальное различие между «ловушками первого рода» («ловушками для природы») и «ловушками второго рода» («ловушками для сознания»). То обстоятельство, что культурно-историческая психология должна иметь дело именно с последними – с «ловушками для сознания», ибо именно они и являются, по сути дела, объектом ее изучения, ведет к чрезвычайно важным следствиям.

Так, уже отсюда проистекает принципиальная неприменимость в рамках культурно-исторической психологии естественнонаучной парадигмы исследования, как мы то уже отмечали в связи с разбором «психологии искусства» Выготского и к чему мы еще вернемся непосредственно ниже.

Здесь же заметим, что в подобной ситуации оказывается не только исследователь, работающий в рамках культурно-исторической психологии в узком смысле, но – также и психолог, работающий в традиции «общепсихологической теории деятельности». Ибо понятие «экстериоризации», трактуемое в плане метода, и в ней занимает центральное место, принимая лишь другую конкретную форму, реализуясь в понятиях «опредмечивания» и «распредмечивания» деятельности.

И тут – чрезвычайно важный в методологическом отношении – продуктивный характер «опредмечивания» не был достаточно последовательно продуман ни самим создателем этой концепции, ни его современными последователями, равно как и критиками.