Читаем Психология Родины. Глубины русской самобытности полностью

Историк Александр Юльевич Даниэль предположил, что советники Президента боялись слова «русский», так как оно «отдавало этничностью», а «россиянин» слово искусственное, этнически нейтральное.

Со временем и само это обращение Ельцина приобрело негативную коннотацию и ассоциировалось уже с «роковыми 90-ми»: распадом СССР; октябрьским переворотом 1993 года; грабительскими реформами младореформаторов; воровской приватизацией, развалом и разграблением государственных предприятий; рейдерскими захватами, рэкетом; заказными убийствами; обнищанием населения и дефолтом 1998 года.

Однако вскоре термин «россияне» стал привычным и удобным для обозначения гражданской принадлежности в такой полиэтнической стране, как Россия. Довольно быстро это слово проникло и в массовую культуру, приобретая оттенок патриотичности.

И всё-таки историк Фёдор Гайда ратует за то, чтобы вернуть существительному «россиянин» первоначальный смысл, связанный с его этнической принадлежностью, в то время как «…прилагательное «русский» изначально имело более широкое обозначение принадлежности к территории и государственности Руси».

Итак, через прилагательные «русский» и «российский» наш язык уже отражает тот факт, что существует два вида «русскости», если можно так выразиться: первый связан с народом, языком и доимперскими княжествами, второй с территорией, полиэтнической империей, великой державой. Любой русский человек признаёт, что эти два слова различны по тональности и ассоциациям.

Противоречие между ними действительно существует, но оно заложено в самой природе нашей огромной страны. В России фактически во все времена сосуществовало параллельно два мира. Один из них был мир общинный, другой — мир государственный.

Община сама брала на себя функции, которые на Западе выполняли органы государственной власти. Такое положение определялось в значительной мере масштабами российских территорий. Общинный мир был до известных пределов изолирован, не входил в единую систему общественной иерархии.

Именно в общинном мире идея социального равенства легла в основание модели жизнеустройства. Община в России так и называлась «МИР» (отсюда и исходит словосочетание «Русский мир»). Под этим словом подразумевалось, что община выстраивается по принципам справедливости, разумности и гуманности.

Для сравнения, в западной Европе община обозначалась термином «civic» и была связана с идеей нормативизации гражданских отношений. От «civic» было исторически произведено понятие «цивилизация», которое в западном категориальном словаре противопоставлялось «дикости» и «варварству», подчёркивая должную степень общественной развитости.

Из этого сравнения уже можно понять не только разницу в обозначении человеческой общности, но и одну из причин негативного отношения Запада к нашей стране. Если «Русский мир» противопоставляется «западной цивилизации», то в соответствии с их категориальным словарём нашей стране автоматически приписываются «дикость» и «варварство».

Так чьё же отношение к человеку является дикостью: наше, с позиции гуманности и справедливости, или их, западное, «цивилизованное», основанное на юриспруденции и модной толерантности?..

Теперь перейдём к разбору понятия «русский».

Те, кто считает, что русский — это национальность, пусть обратятся к документам людей XIX века. Там нет такого определения. Встречаются понятия «великоросс», «малоросс», «белорос», есть записи о сословной принадлежности. Но русских как национальности нет.

Национальность, в привычном представлении, обозначается словом существительным. Собственно, национальность может быть: рус, рос, великоросс, как называли в прошлом. А русский — это прилагательное, то есть слово, прилагаемое к чему-то: к человеку, вещи, событию и т. д.

Русский как прилагательное обозначает принадлежность к русскому миру, то есть сообществу людей, говорящих, думающих на русском языке, воспитанных в традициях русской культуры и разделяющих общие ценности.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Против всех
Против всех

Новая книга выдающегося историка, писателя и военного аналитика Виктора Суворова — первая часть трилогии «Хроника Великого десятилетия», написанная в лучших традициях бестселлера «Кузькина мать», грандиозная историческая реконструкция событий конца 1940-х — первой половины 1950-х годов, когда тяжелый послевоенный кризис заставил руководство Советского Союза искать новые пути развития страны. Складывая известные и малоизвестные факты и события тех лет в единую мозаику, автор рассказывает о борьбе за власть в руководстве СССР в первое послевоенное десятилетие, о решениях, которые принимали лидеры Советского Союза, и о последствиях этих решений.Это книга о том, как постоянные провалы Сталина во внутренней и внешней политике в послевоенные годы привели страну к тяжелейшему кризису, о борьбе кланов внутри советского руководства и об их тайных планах, о политических интригах и о том, как на самом деле была устроена система управления страной и ее сателлитами. События того времени стали поворотным пунктом в развитии Советского Союза и предопределили последующий развал СССР и триумф капиталистических экономик и свободного рынка.«Против всех» — новая сенсационная версия нашей истории, разрушающая привычные представления и мифы о причинах ключевых событий середины XX века.Книга содержит более 130 фотографий, в том числе редкие архивные снимки, публикующиеся в России впервые.

Анатолий Владимирович Афанасьев , Антон Вячеславович Красовский , Виктор Михайлович Мишин , Виктор Сергеевич Мишин , Виктор Суворов , Ксения Анатольевна Собчак

Фантастика / Криминальный детектив / Публицистика / Попаданцы / Документальное
Кланы Америки
Кланы Америки

Геополитическая оперативная аналитика Константина Черемных отличается документальной насыщенностью и глубиной. Ведущий аналитик известного в России «Избор-ского клуба» считает, что сейчас происходит самоликвидация мирового авторитета США в результате конфликта американских кланов — «групп по интересам», расползания «скреп» стратегического аппарата Америки, а также яростного сопротивления «цивилизаций-мишеней».Анализируя этот процесс, динамично разворачивающийся на пространстве от Гонконга до Украины, от Каспия до Карибского региона, автор выстраивает неутешительный прогноз: продолжая катиться по дороге, описывающей нисходящую спираль, мир, после изнурительных кампаний в Сирии, а затем в Ливии, скатится — если сильные мира сего не спохватятся — к третьей и последней мировой войне, для которой в сердце Центразии — Афганистане — готовится поле боя.

Константин Анатольевич Черемных

Публицистика