Психология с человеческим лицом. Гуманистическая перспектива в постсоветской психологии (сборник)

Необходимо также сказать об историческом и социокультурном контексте возникновения в СССР гуманистической психологии, который имеет весьма мало общего с контекстом возникновения гуманистической психологии в США. Во-первых, если в американской психологии 1940 – 1950-х гг. господствовали подходы, редуцировавшие человеческое в человеке к сравнительно простым механизмам, то в советской психологии 1970 – 1980-х гг. ничего подобного не было. Напротив, деятельностный подход, явившийся одним из основных направлений советской психологии, подчеркивал специфику сознания в человеке, несводимость его закономерностей к закономерностям функционирования психики животных, хотя эта специфика усматривалась не столько в интегральных личностных проявлениях, сколько в социокультурной обусловленности психологических механизмов человеческой деятельности. Более того, целый ряд высказываний Л.С.Выготского, А.Н.Леонтьева, А.Р.Лурия, А.В.Запорожца и других авторов отчетливо свидетельствуют об открытости деятельностного подхода к проблематике, характерной для гуманистической психологии, хотя в силу причин скорее вненаучного характера (см. А.Н.Леонтьев , 1991) конкретная разработка этих проблем началась лишь в последние десять – пятнадцать лет. Не мешает, однако, вспомнить: “Наше слово в психологии: от поверхностной психологии – в сознании явление не равно бытию. Но мы себя противопоставляем и глубинной психологии. Наша психология – вершинная психология (определяет не “глубины”, а “вершины” личности” ( Выготский , 1982, с.166). “Личность… выступает как то, что человек делает из себя, утверждая свою человеческую жизнь“ ( А.Н.Леонтьев , 1975, с.224). Можно найти еще не одно высказывание подобного рода и, хотя эти высказывания, как правило, не становились основой для конкретных исследований, все же не случайно, что ряд авторов данного сборника представляют деятельностный подход, раскрывая новые заложенные в нем возможности.

Аналогичным образом обстояло дело и с другими научными школами в советской психологии, связанными с именами Б.Г.Ананьева, В.Н.Мясищева, В.С.Мерлина, Д.Н.Узнадзе. Эти подходы, почти не занимавшиеся непосредственно разработкой гуманистической проблематики, также сохраняли открытость по отношению к ней, и в русле этих подходов вызрели и сформировались гуманистически ориентированные концепции, некоторые из которых представлены в данном сборнике.

Особо следует упомянуть С.Л.Рубинштейна, незаконченная книга которого “Человек и мир”, писавшаяся в конце 1950-х гг., опубликованная, однако, существенно позже ( Рубинштейн , 1973), содержит рассуждения по широчайшему спектру проблем экзистенциально-гуманистического плана: проблемы бытия человека, его жизненного мира, соотношения этики и онтологии, Я и другого, трансценденции, смысла жизни, юмора, красоты, ценностей и их реализации, любви… Мысли, высказанные С.Л.Рубинштейном, отличаются глубиной и изяществом, и остается лишь недоумевать, почему эта книга оказала столь незначительное влияние на работы психологов 1970 – 1980-х гг.

Нельзя, наконец, не обратить внимание на русскую религиозно-философскую традицию, воплощенную в работах целого ряда философов и богословов. Эта традиция несла и продолжает нести в себе большой заряд гуманизма, связанного прежде всего с осмыслением проблем духовного в человеке. Хотя эта традиция была на много десятилетий насильно отторгнута от общественной жизни, сейчас к нам вновь возвращаются запрещенные ранее труды, и встает непростая задача освоения этого колоссального пласта духовного наследия в контексте духовных проблем современности, в частности, перспектив гуманистической психологии (решению этой задачи посвящена статья Б.С.Братуся).

* * *