Психология свободы

Или подойти с другой стороны – в этой нашей определяемости, что есть психогнёт позитивный, а что – негативный. При позитивном непринимательность ситуации только намечательная. Не столько не принимается некая жизненная данность, сколько желается на её месте другая, в той желаемости неспециально оказываясь нежелаемостью первой. Чисто по совместительству! Так сказать, непроизносимая нежелаемость, самой по себе отсутствующая.

Например, давновато не трахался, имея к тому привычку. Пока это "не" – не гнетёт, но трахаться уж вполне хочется, что на близкое будущее и намечается, в какой-либо психоформе того. Более или менее смыслоконкретной, более или менее насыщенной, больше или меньше подразумевающей будущие действия – в твоём жизнеокруженьи как их поле. Таким вот манером намечается, и тем начинаешь пребывать во внутренней реакции. Это говоря вообще, а конкретнее, то во внутренней реакции возжелания. Начинаешь пребывать, однако намеченность та – хочешь не хочешь, а нагружает психику, тем её и угнетая. Только что в позитивном окрасе, в подразумеваемости той нагрузкой физиологического удовольствия как своего результата. Удовольствия эякуляции. Такая подразумеваемость зд'aбривает угнетаемость, делая её позитивной.

То есть что? Не трахался ты не так д'aвне, и самим по себе это тут не мешает. Не подмешивается. А вот если трахался достаточно давн'o, то начинает подмешиваться! И чем давнее, тем больше. Ситуация активно отвергается – во всяческой демонстрации себе её непригодности, производимой через апелляцию к неудовольствию, – и подразумеваемость будущего эякуляционного удовольствия – всего того уже не компенсирует. Чем психика и выступает негативно угнетённой. А внутреннюю реакцию такую – называем неприниманием.

Так что всё дело – в мере отвергания. Не даром же люди порой говорят о приятных заботах! Как правило, то озабоченность неприятна, подразумевая необходимость деловой мороки, которую лучше бы не иметь. И пребывать в озабоченности, как внутренней реакци, значит пребывать в психогнёте лёгкого негативного вида. Но когда – по тем или иным причинам – ты согл'aсен на деловую мороку, чем ситуация её необходимости отвергается лишь символически, то у тебя – не неприятная забота. По крайней мере! Негативность у психогнёта упраздняется, причины же того упраздняющего согласия могут быть самые разные: или обещается, опять-таки, какое-либо физиологическое удовольствие (хорошо покушать, скажем), или от той деловой мороки "светит" тебе какая-то социальная приятность – скажем, известным станешь. И далее в том же духе.

Что же до непринимания, то это заметная и частая внутренняя реакция. Подразумевающая и принимание – как специальную твою в себе производящесть, противоположно направленную. В которой важной отдельной частностью подвизуется ещё с'aмопринимание.

 

Есть даже смысл ввести составное понятие – сфера внутренних реакций. Подспудные установки к жизни (ну, по поводу её – в частях и как целого), общие устремления – в отталкиваемости от таких установок, глубинно-умственные идентификации ощущенчески воспринятого, решения по ним – в виду установок и в русле устремлённостей, и наконец намерения по решениям – всё это градации внутренних реакций наших. Где каждая следующая градация – задаёт более внешнюю подсферу этой нашей оговариваемой сферы.

 

3. И под конец разговора о внутренних реакциях и гнёте – пришла пора ознакомиться с одним особенным внутренним актом. Который каждым – в личном подспуде – повально осуществляется. Но из-за подспудности – никем толком не осознаётся. Это акт самоотдавания.  Ну, психосамоотдавания. Или сказать – психосамоподмена. Как считание себя возможным не быть самим собой – ради бытия вот той конкретикой из жизнепроявительной массы.

Другими словами, отдаёшь себя переносить какому-либо жизнепроявлению. Жизнесоставительному элементу. То есть прежде прочего – своему действию, поскольку именно с действий начинается жизнь. То переносящее действие или "голо", или в лице сделанного и поддерживаемого образа, или мысль какая-то конкретная, – да мало ли чем там ещё наполняется наша жизнь – за счёт наших стараний. Как чистая субъектность отдаёшься переносу этим, вместо чтоб переноситься самим собою. Отлыниваешь – переносить себя строго самим собой! В пользу переноса сделанностями из себя! С тем только, что делание из себя – жизнетворящее, а не какое-либо другое. То есть которым погружаешь себя в суперфеномен жизни. Жизни как физического бытия. Оно же бытие во плоти. Как суперфеномен, потому что подобия для пары ему – нет.

Подчеркнём уже сквозившее. То означенное наше "не бытие самим собой" как "бытие не самим собой" – не выступает никогда отвлечённым. А только конкретным, обязательно как наведённость через какую-либо жизнепроявительную конкретику. Отражает, значит, ту общефилософскую посылку, что содержание не бывает самим по себе, всегда "содержась" в какой-либо форме. Без переносчика в лице её – нет его.