Психология убийцы. Откровения тюремного психиатра

Любопытно, что впоследствии за получившими крупные суммы компенсации редко ведут наблюдение, чтобы выяснить, стали ли в результате их меньше беспокоить травмы. Человеческий мозг – довольно изощренный инструмент, и мошеннические намерения в нем могут с легкостью обратиться в истинные убеждения (и наоборот, возможны и любые промежуточные ситуации). Таким образом, травма не будет излечена, даже если ее происхождение чисто психологическое; в противном случае человек предстанет перед самим собой как мошенник.

А ведь даже в наш век обмана большинству людей не нравится считать себя обманщиками. Фальстаф, этот великий пророк, умел «извлекать пользу изо всего, даже из самой болезни», но он хорошо знал собственную натуру. Большинство людей, подающих заявки на страховые выплаты, маневрируют между мошенничеством и убежденностью в том, что их утверждение – правда, но они толком не достигают ни того, ни другого берега.

Наша новая юридическая доктрина, согласно которой психологические травмы и расстройства приравниваются к травмам физическим, разумеется, еще больше поощряет мошенничество, что приносит огромную выгоду юристам и психиатрам. Да, душевное и физическое тесно связано, поэтому травма, которая подкосит одного, покажется пустяком другому. Но хотя не всегда легко отыскать границы между душевным и физическим, это не значит, что не стоит и пытаться их найти.

Нет никаких причин, чтобы рассматривать травму шейного отдела позвоночника (состояние, которое в хронической форме существует лишь там, где компенсация за эту травму возможна и производится почти автоматически) и тетраплегию[43] как нечто в принципе схожее (это несколько оскорбительно для страдающих тетраплегией), хотя всем известно, что подавляющее большинство симптомов травмы шейного отдела позвоночника (когда их не симулируют) имеют психологическое происхождение.

Представляется, что психологические тесты часто заслоняют от судьи суть дела и он слишком им доверяет. Судьи иногда преклоняются перед ними, словно перед библейским золотым тельцом. Всякие графики и разговоры о стандартном отклонении завораживают их.

Помню дело человека семидесяти лет, которого обвиняли в преступлении на сексуальной почве, совершенном пятьюдесятью годами раньше (сейчас у таких преступлений нет срока давности – несомненно, из-за истерии в массмедиа). Защита заявила, что обвиняемый процессуально недееспособен, и представила отчеты психологов, дабы продемонстрировать, что он не способен делать то, что в действительности проделывал ежедневно.

Я возражал (безуспешно): если что-то происходит, значит, это возможно. Он жил нормальной (пусть и несколько ограниченной) жизнью, ходил в магазины, рассчитывал свой бюджет, гулял и т. д. Он знал, в чем его обвиняют, и дал совершенно логичные инструкции своим адвокатам. И тем не менее судья предпочел довериться графикам и статистическим выкладкам, вроде бы показывавшим, что он не мог ничего этого делать. Я посчитал, что это весьма сомнительное и даже бесчестное умозаключение, но все же испытал на сей счет некоторую парадоксальную радость.

Доктрина, согласно которой психологическое или душевное нельзя отличить от физического, вероятно, имеет в своей основе некий грубый и редукционистский материализм[44] (причем материализм в философском, а не в экономическом смысле, хотя здесь они, возможно, до какой-то степени смыкаются). Никто не может жить или ощущать жизнь, следуя этой философии, но ее можно при случае использовать в попытке добиться каких-нибудь преимуществ: скажем, отпущения вины. Вообще же эта доктрина катастрофична для всех, она сама по себе часто становится причиной инвалидности и несчастий, но все это лишь до тех пор, пока за веру в нее дают вознаграждение.

15 Простое предупреждение

Возможно, из моих рассказов складывается впечатление, что я терпеть не могу адвокатов и считаю их всех жуликами. На самом деле это вовсе не так. У меня часто вызывали симпатию и восхищение представители этой профессии – от скромного солиситора, среди ночи приехавшего в участок, чтобы дать подвыпившему мелкому правонарушителю совет насчет того, как отвечать (и отвечать ли) полицейским на допросе, и до величественного, прославленного и блистательного королевского адвоката, способного показать белое черным, а черное белым и все это – с чрезвычайным интеллектуальным изяществом и личным обаянием (или обходительностью).