Психология убийцы. Откровения тюремного психиатра

Он последовал за ними и, едва выйдя за порог, потребовал вернуть товар. Один из юнцов развернулся и попытался нанести ему удар кулаком, но вместо этого попал по витрине, сильно порезав предплечье, которое тут же стало обильно кровоточить. Двое дружков раненого сбежали, но мой пациент велел ему вернуться в магазин. Там он остановил ему кровотечение и вызвал скорую. Вызвал он и полицию.

Полиция сумела найти двух других правонарушителей (что, в общем-то, неудивительно) и предъявила всем троим обвинение в краже, а одному из них — в попытке нападения. Но потом эти трое (каждый — с длинным криминальным «послужным списком», невзирая на юный возраст) стали утверждать, будто мой пациент выбежал из магазина и сам набросился на них. Полиция сделала вид, что поверила этой смехотворной истории, и арестовала моего пациента. Юнцы упорствовали в своих обвинениях против него, и органы обвинения стали планировать судебный процесс, объявив, что откажутся от обвинения, только если он сам откажется от обвинений против этих трех хулиганов.

Несомненно, в истории человечества бывали худшие проявления несправедливости, но отныне моему пациенту стало очень трудно поверить в справедливость британской системы уголовного правосудия. Несправедливый суд не единственный способ, каким можно творить несправедливость.

10 Тонкая голубая загогулина [28]

Моей жене самой довелось испытать на себе злостную некомпетентность и нравственную деградацию полиции. Незадолго до описанного ниже события мы вышли на пенсию и собирались переезжать. Мы поставили в саду перед домом большой контейнер, куда сложили всякий твердый и громоздкий хлам, который с годами накапливается во всяком хозяйстве и который мы не хотели брать с собой в новый дом. Однажды, выглянув в окно, моя жена увидела, как несколько юнцов поджигают содержимое этого мусорного контейнера. Она позвонила в полицию. Полиция спросила, каких действий она от нее хочет.

— Конечно же, я хочу, чтобы вы их арестовали, — ответила она.

Но это оказалось невозможным: все полицейские силы были заняты в других местах. Тогда моя жена сказала, что в таком случае ей нужен номер дела — чтобы по крайней мере это преступление было официально зафиксировано. Полиция поначалу наотрез отказалась это сделать, яростно воспротивившись такому предложению. Моя жена продолжала настаивать — тоже довольно упорно. В конце концов ее собеседник уступил и с большой неохотой зарегистрировал ее заявление о преступлении. Оно портило им статистику — увеличивая количество зафиксированных преступлений и при этом снижая показатель раскрываемости. Но этим дело не кончилось. Уже через несколько минут моей жене позвонил высокопоставленный полицейский (гораздо выше по званию и должности, чем ее предыдущий собеседник) и заявил, что своей жалобой она вынуждает полицию напрасно тратить время.

Услышав обо всем этом, я очень рассердился и написал кляузу (как это называет мой старомодный знакомый индиец, почтенный врач) главному констеблю, требуя извинений от полицейского начальника, у которого нашлось время на то, чтобы выбранить мою жену, зато не нашлось времени на то, чтобы поймать поджигателей (заодно я потребовал, чтобы ему сделали выговор). Как часто бывает, леность или другие дела победили мою ярость, и я не стал отправлять это послание. Разумеется, не стоит писать письма в состоянии гнева, но ведь частенько после того, как гнев рассеется, письмо так и остается ненаписанным.

Впрочем, однажды я напечатал в газете, издаваемой большим тиражом, статью об инертности полиции. Она побудила главного констебля одного из отдаленных полицейских управлений написать ответ. Он отмечал, что «обработка» ареста занимает в наше время четыре часа, то есть половину смены полицейского, а я ведь вряд ли захочу, чтобы полицейские не патрулировали улицы, переключившись на заполнение бумаг. Полагаю, эта послеарестная процедура по-прежнему неуклонно удлиняется.

Крайне пораженческий тон этого письма был очевиден. Главный констебль словно бы принимал длительность выполнения административных полицейских задач как нечто само собой разумеющееся, будто это какое-то фундаментальное свойство Вселенной, которое невозможно изменить, как нельзя изменить закон всемирного тяготения. Конечно, я вполне сознаю, как трудно урезать какую-нибудь административную процедуру после того, как она внедрена. (Я даже предположил, что существует закон административной деятельности: как только ее объем достигает определенного критического уровня, все попытки сократить его лишь приводят к обратному результату.) Тем не менее удручало то, что высокопоставленный полицейский чин считает поимку преступников напрасной тратой времени.