Но если ретрофлексия становится автоматической, неосознанной, стереотипной, то она порождает невроз. В таком случае человек в большинстве ситуаций привычно останавливает энергию импульса, направленную на взаимодействие с внешним миром «здесь-и-сейчас». И тогда он не вступает в подлинный контакт, а лишь имитирует его, зацикливая свои настоящие импульсы на самом себе. Он не решается поцеловать, признаться в любви, заговорить с кем-то, выразить недовольство, отвергнуть или, наоборот, приблизиться – словом, любую возникающую в процессе контакта интенцию к другому он удерживает внутри себя, выстраивает отношения с самим собой, подменяя этим настоящие отношения с миром.
Стоит ли говорить, что блокированная в теле энергия не проходит бесследно, со временем выливаясь в различные симптомы – психосоматические заболевания, аффективные вспышки, депрессию как крайнюю степень подавления импульсов, насилие как результат эффекта «сжатой пружины».
То, что в обществе понимается под агрессивным поведением, не что иное, как результат сдерживаемой, ретрофлексированной агрессии. Если агрессивные импульсы, возникающие как адекватный и конструктивный ответ на ситуацию, удерживаются, то они, накапливаясь, превращаются в деструктивную силу, направленную либо на разрушение себя, либо на разрушение внешнего мира. Поэтому парадоксальным образом наиболее агрессивен тот, кто часто сдерживает агрессию, не давая ей своевременного выхода, адекватного ситуации.
В кино часто используется этот механизм. Например, в «Черном лебеде» героиня до крови раздирает свое тело, а в финале убивает себя, хотя на самом деле ее ярость направлена на поглощающую властную мать, не дающую ей выйти из слияния. Герой «Бойцовского клуба» ретрофлексировал свою агрессию, доведя себя до тяжелой депрессии и психологического омертвения, и только возникновение субличности – Тайлера Дердена – позволило развернуть всю накопленную ярость вовне, на окружающий мир. Героиня из «Пианистки» режет лезвиями свое тело и вонзает кусок стекла себе в сердце, хотя на самом деле хотела бы наконец убить свою мать или как минимум яростно оттолкнуться от нее. Все эти детали придают многомерность и психологическую глубину характерам персонажей.
Механизм ретрофлексии обладает мощным драматургическим потенциалом. Поскольку в большинстве классических сценарных структур подразумевается «внутренний конфликт» героя, то для разрешения этого конфликта он должен быть вынесен туда, где ему и место, – во внешний мир.
В гештальт-терапии с ретрофлексией часто работают с помощью метода амплификации (усиления) напряжения. Например, заметив, что в определенный момент сессии клиент неосознанно сжимает кулаки, терапевт, обратив на это его внимание («Что ты сейчас делаешь руками?»), просит его сжимать их еще сильнее («Усиль это! Пойди за этим движением, доведи его до крайней точки и давай посмотрим, что там родится!»). Парадоксальным образом не нарочное ослабление, а именно усиление ретрофлексии до предела позволяет осознать исходный импульс и пережить его во всей полноте, то есть развернуть ретрофлексию вовне. Разворачивание ретрофлексии через максимальное усиление часто сопровождается катарсическим высвобождением сдерживаемой ранее энергии. Именно этот механизм лежит в основе драматургического катарсиса: через прогрессию усложнений и постоянный рост ставок драматургическое напряжение концентрируется, накапливается, усиливается все больше, вплоть до крайней точки, в которой сжатая до максимума пружина «выстреливает» катарсическим высвобождением энергии. Чаще всего это совпадает с финальной битвой в третьем акте, и именно здесь, на пике энергии, происходит полный контакт зрителя с историей.
Если речь идет о фрейдистской структуре, где у героя есть некая травма в прошлом, а смысл сюжета – в выздоровлении от нее, то эта травма должна быть снова воспроизведена в настоящем. Тогда энергия, которая была направлена на саморазрушение героя, разворачивается во внешний мир и помогает ему совладать с критической ситуацией в кульминации сценария. Это – сюжет высвобождения и катарсиса.