Читаем Психология в кино: Создание героев и историй полностью

Эготизм – это основной невротический механизм в нарциссическом поле. Человек с нарциссической структурой опыта легко заводит отношения, очаровывает окружающих, увлекает их, он обаятелен и обходителен, но чем дальше отношения продвигаются к близости, тем большим холодом и недоступностью веет от него. Про нарциссов говорят: «Теплые руки – холодное сердце», имея в виду, что в отношениях с ними хорошо и тепло и нет никаких проблем и прерываний до тех пор, пока дистанция не сокращается слишком сильно. Если на горизонте замаячила близость, пиши пропало. Человеку нарциссического склада невозможно подпустить кого-то близко, растворить свои границы и отдаться слиянию хоть ненадолго. Самое избегаемое нарциссом переживание – это переживание «Мы». Отчего так происходит и какая внутренняя драма кроется за «холодным сердцем», подробно речь пойдет в главе 7, где я описываю нарциссического героя.

С другими потребностями в нарциссическом опыте происходит все то же самое: человек хорошо понимает, чего он хочет, и для него не составляет большой проблемы добиваться своих целей и обеспечивать реализацию потребностей. Вот только удовольствия от этого он получает мало, не позволяет себе целиком вовлекаться в происходящие события и получать новый трансформирующий опыт. Поэтому в его жизни (хотя внешне все хорошо) мало новизны и возможно ощущение пустоты и скуки, когда даже самый яркий успех уже не приносит удовольствия, а самолюбование в момент триумфа приелось. Внешне прекрасная и беспроблемная жизнь на самом деле не радует, как в старом анекдоте:

– Скажите, почему у вас абсолютно одинаковые елочные игрушки различаются в цене в 10 раз?

– А просто первые – голландские, а вторые – китайские.

– А, понял, голландские сделаны из более качественного стекла!

– Да нет, стекло у них идентичное.

– Ну тогда, наверное, голландские расписаны вручную?

– Да нет же, в обоих случаях идентичные заводские узоры.

– Ну тогда… тогда, видимо, голландские покрыты более экологичными красками?

– Да я же говорю – сырье у них абсолютно одинаковое!

– Тогда почему, черт побери, голландские в 10 раз дороже?!

– Вы понимаете, тут такое дело – китайские не радуют.

Фил Коннорс в начале «Дня сурка» предстает перед нами именно таким – нарциссичным, выгоревшим, потерявшим интерес к жизни и окружающим людям, играющим роли и меняющим разные социальные маски. Он знает, как окрутить любую красотку, но его сердце остается холодным, и все вокруг ему кажется скучным и известным далеко наперед. Он проходит классическую для нарциссичного героя арку освобождения он невроза, в ходе перипетий преодолевая эготизм и приобретая способность к близости.

Ярким примером эготичного героя является Николас, герой Майкла Дугласа в фильме «Игра», а сам этот фильм – блестящая метафора изнанки нарциссического мира. Николас – успешный бизнесмен, нарциссичный и потерявший интерес к жизни, чей отец покончил с собой в 48 лет, на свое 48-летие в подарок получает сертификат на участие в Игре. А дальше вся его привычная блестящая жизнь начинает разрушаться как карточный домик. Игра выбивает его из точки невротического равновесия, вышибает привычную почву из-под ног, запуская тем самым цепочку глубоких психологических изменений (подробнее об освобождении от невроза и построении арки героя речь пойдет в главе 6). Парадоксальным образом разрушение привычной жизни Николаса спасает его от психологической (а возможно, и физической) смерти, а потрясающая сцена, в которой он просыпается и обнаруживает себя в гробу на мексиканском кладбище, символизирует его возрождение к жизни. Потеряв все, пройдя через умирание прежнего себя, герой пробуждается и приобретает способность к переживанию всей полноты жизни. В этом и заключается наиболее часто встречающаяся трансформационная арка преодоления эготизма.

Эготизм – это еще и частый механизм прерывания контакта зрителя при просмотре определенного типа фильмов. Вам наверняка знакомы случаи, когда и история отличная, и картинка красивая, и образы в фильме наполнены глубочайшим символизмом, – а не цепляет. Это, на мой взгляд, происходит в двух случаях.

В первом при просмотре фильма не покидает ощущение, что все до мельчайшей детали как будто специально сделано так, чтобы вызывать определенные эмоции. Вроде и швы все спрятаны, а все равно видно, как сделан фильм и каким именно способом он манипулирует чувствами зрителя. Это такая холодная выхолощенная форма, где контроль над эмоциями зрителя словно был у режиссера на первом месте; соответственно, и вы при просмотре не можете отделаться от фонового процесса контроля за тем, как решена та или иная сцена. Например, мне не раз приходилось слышать подобные претензии в адрес Ларса фон Триера – мол, он делает свои фильмы с «холодным носом», точно рассчитывая, как и в каком месте какую эмоцию нужно вызвать. Я не берусь комментировать это утверждение, поскольку являюсь поклонницей большей части его фильмов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

Эта книга расскажет о том, как в христианской иконографии священное переплеталось с комичным, монструозным и непристойным. Многое из того, что сегодня кажется возмутительным святотатством, в Средневековье, эпоху почти всеобщей религиозности, было вполне в порядке вещей.Речь пойдёт об обезьянах на полях древних текстов, непристойных фигурах на стенах церквей и о святых в монструозном обличье. Откуда взялись эти образы, и как они связаны с последующим развитием мирового искусства?Первый на русском языке научно-популярный текст, охватывающий столько сюжетов средневековой иконографии, выходит по инициативе «Страдающего Средневековья» — сообщества любителей истории, объединившего почти полмиллиона подписчиков. Более 600 иллюстраций, уникальный текст и немного юмора — вот так и следует говорить об искусстве.

Дильшат Харман , Михаил Романович Майзульс , Сергей Олегович Зотов

Искусствоведение