Психология войны в XX веке - исторический опыт России

В этом смысле Афганская война 1979-1989 гг. имела особую специфику. Ведь в ней, в отличие от Первой мировой и Великой Отечественной, участвовала только регулярная армия - солдаты срочной службы и кадровые офицеры, в большинстве своем очень молодые люди с присущей этому возрасту психологией. И 18-20-тилетними солдатами командовали такие же юные лейтенанты-взводные, всего на год-два постарше, их ротные командиры были в возрасте от 23 до 25 лет, а комбаты - тридцатилетними. В сущности, большинство - совсем еще мальчишки, без опыта и житейской мудрости. И становление их личности пришлось именно на этот период армейской службы.

"Мне проще было, - рассказывал разведчик-десантник майор С. Н. Токарев, - потому что у нас солдаты двадцатилетние, и нам по двадцати одному - по двадцать два года, все ротные-взводные были, лейтенанты все. И здесь, кроме того, что возрастной барьер маленький, мы всегда рядом с ними были, и жили рядом с солдатами. С бедами со своими они всегда [к нам] приходили. Ели из одной миски, одна ложка была. На операции - так вообще все вместе. Мы чаще по имени называли солдат, а они по званию: "Товарищ лейтенант, товарищ лейтенант". То есть панибратства не было, но взаимное уважение такое, что до сих пор и переписываемся, и знаем, где кто находится из солдат. Ну, и сейчас уже говорить нельзя о возрастном барьере: два-три года, что это за разница..."{304}

Характерно, что и методы воспитания личного состава в Афганистане сильно отличались от тех, которые практиковались в мирных условиях. Так, самым суровым наказанием считалось, когда кого-то не брали на боевую операцию.

"... Если ротный скажет: "Солдат, ты не мужчина. Тебе один невыезд или один невылет", - это было самое страшное наказание. Солдат готов плакать, говорит: "Лучше на губу [гауптвахту - Е. С.] посадите. Лучше избейте меня, лучше ударьте! Все, что угодно, только не это!""{305}.

То есть особое психологическое воздействие имело временное вычеркивание провинившегося из сложившейся в боевом подразделении своеобразной корпоративности. И чтобы не оказаться в такого рода изоляции солдаты сами старались выполнять свои обязанности как следует, невзирая на все трудности и тяжелые физические нагрузки.

"У меня был один знакомый пулеметчик из разведроты, - вспоминает майор В. А. Сокирко. - Он всегда ходил последним, в замыкании, на всех операциях, и прикрывал роту с тыла с пулеметом. И вот когда мы с ним разговаривали, он говорит: "Первый раз, когда пошел на боевые, было так тяжело, что казалось - сейчас дух вон вылетит. Но мысль о том, что если я сейчас спасую, если покажу, что я ослаб, меня в следующий раз не возьмут на боевые, этого я, говорит, - не мог перенести, поэтому до конца тащил и пулемет, и весь тот груз, который на меня взвалили""{306}.

Одной из острых проблем современной российской армии является так называемая "дедовщина", то есть неуставные взаимоотношения между солдатами срочной службы старшего и младшего призывов. Существовала она и в Афганистане, но преимущественно в пунктах постоянной дислокации, в гарнизонах, когда люди не ходили на боевые операции. "На выездах" все понимали, где находятся: там и взаимовыручка, и дисциплина были на высоте. Но когда подолгу оставались на базе,

"там, конечно, мирная жизнь несколько посложнее была и похожа больше на внутренние округа"{307}.

В этот период нагрузка на "молодых" оказывалась сильнее, их чаще ставили в наряд, отправляли на более тяжелые работы. Но на операциях ситуация менялась: основную, самую сложную задачу выполняли более опытные "старослужащие" солдаты, причем нередко они принимали на себя дополнительную нагрузку, помогая выбившимся из сил молодым, а в минуту опасности часто прикрывали собой, заталкивая их в укрытие{308}.

Интересно, как оценивают такое положение сами солдаты срочной службы.

"Между рядовым и младшим комсоставом деление было не по знакам отличия, а по периодам службы. Рядовой "дедушка" мог "молодого" сержанта из учебки запросто гонять",

- рассказывал младший сержант Е. В. Горбунов. По его словам, нормальные приятельские отношения были в основном у ребят из одного призыва.

"К старшим мы не совались, а до младших не снисходили. Дедовщина была умеренная, зверств не было. Я сначала думал, что [неуставные] - это плохо. А потом уже понял, что иначе там было нельзя. Люди с "гражданки" приходят все разные, со своими заскоками, амбициями. Особенно из крупных городов - с ними вообще никакого сладу. Ну, и пока молодняк подготовишь к боевым, приходилось дрессировать"{309}.

Что касается взаимоотношений между солдатами и офицерами, то, по мнению рядовых, все зависело от тех условий, в которых находилось конкретное воинское подразделение. Там, где часть была большая, отношения были "обычные, деловые, как между начальником и подчиненным", в данном случае "иначе и быть не могло".

"А там, где один взвод стоит в боевом охранении, а кругом на сотни верст - никого, из всего начальства один взводный, были, конечно, другие отношения, более теплые. Встречались и отцы-командиры..."{310}.