Психология женского насилия. Преступление против тела

Хотя понимание Евой доступных ей вариантов спасения было искажено насилием, ее решение в контексте ситуации имело рациональную основу. Ей казалось, что это единственное возможное решение тупиковой и опасной для жизни ситуации. Для того чтобы такое субверсивное поведение было объяснимым, его нужно было прочитывать как «безумное», а не как акт самосохранения. Именно поэтому собирались доказательства, свидетельствующие о ее нестабильности, вместо того, чтобы оказать кредит доверия ее объяснениям, попытавшись войти в сложившуюся ситуацию и понять ее. В то время как ее консультация с врачом обшей практики по поводу «депрессии» использовалась во время судебного разбирательства в качестве доказательства ее психической нестабильности, рациональность ее страхов и логика принятия ею решений, когда она убивала мужа, были проигнорированы и не рассматривались в процессе, как будто вероятность того, что женщина может убить своего жестокого партнера в результате рационального акта самообороны, сводилась к нулю.

Еве было рекомендовано не использовать поправку о самообороне, потому что, когда она ударила своего мужа, он не представлял опасности. Хотя он не угрожал ее жизни в этот конкретный момент времени, нападения имели место в другое время. Однажды, когда она была на последнем сроке беременности своим третьим ребенком, он столкнул ее ногой со ступеней и, падая, она чудом не ударилась о край радиатора. Это нападение могло привести к выкидышу или серьезной опасности для будущего ребенка. В дни, предшествовавшие преступлению, насилие мужа усилилось и было направлено против их старшего ребенка, который пытался ее защитить. Она не связывалась с социальными службами, чтобы сообщить им о насилии по отношению к ней или старшему ребенку из опасения, что дети будут отлучены от дома.

Это был как раз тот случай, когда физическая самооборона была ключевым моментом, но для ее успешности потребовалась вначале применить «психологическую самооборону». Основанием для убийства было то, что таким образом Ева прекращала жестокие избиения, которые она терпела регулярно (по крайней мере раз в две недели, иногда чаще) в течение предыдущих десяти лет, начиная с ее первой беременности. Несмотря на свою изобретательность и разумность, она не нашла возможности использовать другие пути спасения и в итоге убила человека, который вызывал у нее ужас и который иначе убил бы и уничтожил ее саму.

Поправка о самообороне пострадавшей женщины в случае домашнего убийства и частота использования правила «уменьшенной ответственности» показывают, насколько проще признать желание убить в «безумии», нежели смириться, что такая ярость является вероятным следствием систематического, унижающего достоинство и разрушающего отношения к женщине. Этот подход служит для того, чтобы отделить обычного человека от тех женщин, которые поддаются «безумным» импульсам якобы случайно; это снимает с обидчика всю ответственность за длительную агрессию, несмотря на его центральную роль в таких случаях; это также служит защитой от признания, что каждый обладает потенциальной способностью убивать и что убийство иногда может отражать решение, имеющее последовательную внутреннюю логику. Принятие такой возможности неэквивалентно оправданию или потворству убийству, но является решающим шагом в понимании того, что избиваемая женщина может убить в целях самообороны, хотя ее непосредственная безопасность в момент убийства, по-видимому, может и не находиться под угрозой.

Для того чтобы обвинение в непредумышленном убийстве на основании уменьшенной ответственности было приемлемым, нужно, чтобы защитники и психиатры подчеркивали сиюминутный и непредсказуемый характер безумия на момент совершения преступления, т. е. любое предположение о том, что поведение индивида объяснимо в свете его предыстории или текущей ситуации, сделает менее вероятным признание ограниченной ответственности. Это означает, что юридическая цель, позволяющая клиентке быть признанной виновной в убийстве со смягчающими обстоятельствами заключается в том, чтобы заявить, что во время преступления она «была не в себе», что прямо противоречит психологической и психоаналитической задаче. Задача психолога или психиатра состоит в том, чтобы понять, как преступление вписывается в историю человека и текущую ситуацию, как оно может отражать его реакцию на травматические переживания, а не просто выявлять отклонения в обычных психических процессах.