Психопатки. Психология женского зла

В другом случае женщина в возрасте около тридцати лет отправляла сообщения пятнадцатилетнему мальчику с мобильного телефона его друга. Притворившись парнем того же возраста, она уговаривала подростка отправить ей фотографию его члена. Даже мать пострадавшего не восприняла такое поведение всерьез, преуменьшила его существенность. Если бы в такой же ситуации мужчина лет тридцати пяти стал уговаривать пятнадцатилетнюю девушку прислать ему фотографию ее вагины, то на него, скорее всего, заявили бы в полицию. В моей работе мне постоянно приходится сталкиваться с мужчинами, которые в детстве и юности подвергались сексуальному насилию со стороны девочек старшего возраста или даже женщин значительно старше их, но при этом такие действия не были расценены как сексуальное преступление. Этот опыт работы над биографиями правонарушителей подтверждается и многими моими коллегами. Даже в нашем, безусловно, просвещенном обществе эмоциональное и сексуальное насилие, совершаемое женщинами, часто остается незамеченным.

В другой области моей работы мне также приходится иметь дело с жестокими действиями женщин, которые ими не воспринимаются как таковые. В этом отношении для меня сложность представляют случаи, когда они узнают о насилии над их ребенком или детьми со стороны своего партнера, а затем решают, сразу или после короткой разлуки, остаться с этим человеком. Такая ситуация, как это произошло в жизни Дианы Даунс и Сьюзан Смит, наносит психологическую травму жертве сексуального насилия на многих уровнях. Жертва часто борется сама с собой из-за любви к отцу или отчиму, которого она, несмотря на пережитую травму, не хочет терять как близкого человека. В то же время она боится разрушить семью разоблачением, хотя ответственность за это лежит только на насильнике, а не на жертве. Если мать при этом реагирует отрицанием ситуации, как это делала мать Дианы Даунс, или нивелирует серьезность поступка, как мать Сьюзан Смит, то эмоциональная травма жертвы значительно усугубляется. Испытываемые ребенком страдания не воспринимаются и не признаются матерью, которая является для него важным, близким человеком. Отсутствует устойчивая эмоциональная материнская защита. Из-за продолжающегося контакта с преступником происходит постоянная повторная травматизация жертвы, по крайней мере, на эмоциональном уровне. Последствиями такой ситуации часто являются усиление у жертвы типичных симптомов жестокого обращения.

Работая над этой книгой, я вспомнила случай одного моего бывшего клиента. Ситуация с этим человеком долгое время вызывала дискомфорт у всей нашей терапевтической бригады, так как он упорно и вопреки нашим неоднократным, четким советам поддерживал отношения с матерью своей малолетней жертвы. Пока мужчина проходил терапию, они формально жили раздельно, но мы, практикующие психиатры, никогда не обманывались на этот счет и понимали, что все вернется на круги своя, когда жертва достигнет совершеннолетия. Так и случилось. Терапия закончилась, но у врачей остались нехорошие предчувствия. Поэтому мы не удивились, когда этот клиент позвонил снова. Он сказал, что у него снова «почти» случился рецидив, «все как-то опять завертелось», но на этот раз он «только погладил бедра и декольте» своей бывшей жертвы, которая снова жила с ним, и он «в этот раз смог вовремя соскочить». К сожалению — и в этом для нас не было ничего удивительного, — звонок, вероятно, был сделан только под давлением того факта, что жертва пожаловалась матери. По нашему мнению, бывшим клиентом двигало вовсе не осознание того, что он поступил неправильно и снова нанес ущерб собственной семье. Это была всего лишь попытка убедить партнершу, что он как-то пытается исправить ситуацию.

Гораздо больше, чем ожидаемое поведение этого клиента, — который, к счастью, является скорее исключением среди большинства подобных случаев, — меня лично расстроила реакция матери. Женщина сама ответила на наш звонок. Когда мы деликатно указали ей на то, что в связи с текущими событиями нужно срочно обеспечить раздельное проживание партнера и ее уже взрослой дочери, женщина ответила: «Я же не могу выгнать ее на улицу». Эти слова говорят сами за себя. Матери даже в голову не пришло, что после всего случившегося уместно будет тут же выселить своего партнера. Не менее красноречивой была фраза, которую она произнесла затем: «Ничего ведь не случилось!» Этот инцидент заставил меня еще раз мысленно вернуться к главе, посвященной Сьюзан Смит. Конечно, маловероятно, что в вышеописанной семье абсолютно попустительское отношение к факту насилия и его последствиям приведет к тому, что в жизни жертвы случится трагедия, сравнимая с историей Сьюзан Смит. Но я не хочу преуменьшать эмоциональные травмы, которые в похожих случаях наносят детям матери, демонстрируя подобные реакции и принимая схожие решения. Не всегда души жертв калечат только непосредственные насильники.