Психопатология в русской литературе

В обществе его не любили, считали фатом и воображалой. И. Гончаров при первом знакомстве с будущим писателем увидел позирующего, рисующегося франта, подражающего Онегину и Печорину, копирующего их стать и обычай. В то же время И. Гончарову облик Тургенева показался некрасивым – аляповатый нос, большой рот с несколько расплывшимися губами, и особенно подбородок. Все это придавало Тургеневу какое-то довольно скаредное выражение. Поражал более всего голос неровный, иногда писклявый, раздражительно-женский, иногда старческий и больной с шепелявым выговором. Зато глаза были очень выразительны, голова большая, но красивая, пропорциональная корпусу, и вообще все вместе представляло круглую рослую и эффективную фигуру. Волосы до плеч.

К. Леонтьев отмечает барски прекрасный профиль, холеные красивые руки, обворожительную улыбку. На B. C. Аксакову неприятное и противное впечатление произвели выражение глаз писателя Тургенева.

Она пишет, что писатель «может испытывать часто физические ощущения, а духовной стороны предмета он не в состоянии ни понять, ни почувствовать». Эти воспоминания относятся к 30–35 летнему писателю.

Много позднее Ги де Мопассан писал о Тургеневе, как о «настоящем колоссе с жестами ребенка, робкими и осторожными. Голос его звучал очень мягко и немного вяло, словно язык был слишком тяжел и с трудом двигался во рту…» Далее Мопассан вспоминает: «Это был человек простой, добрый и прямой до крайности. Он был обаятелен, как никто, предан, как теперь уже не умеют быть, и верен своим друзьям – умершим и живым».

П. Ковалевский дает такую портретную характеристику пятидесятилетнему писателю: «Наружность Тургенева была изящно-груба, барски-аляповата, в смысле старого настоящего барства, еще по-русски здорового, на приволье наследственных тысяч десятин и тысяч душ, мускульно развитого и только покрытого французским лаком».

«В предпоследний год жизни Тургенев предстает сгорбленным постаревшим, передвигавшимся с большим трудом, но с прежней чудной «русской головой» с тихой, как будто застывающей, застенчивой улыбкой, с усталыми, необыкновенно добрыми глазами, серыми, небольшими, но в которых мерцал какой-то странный, тихий свет» (А. Олсуфьева).

В год смерти (1883) – «худой, слабый, изнуренный, словно восьмидесятилетний старик. На руки его было страшно смотреть, нос был длинным, глаза впали. Круглое лицо тоже удлинилось, волосы поредели, пожелтели и сбились, голос еле можно было расслышать» (А. Островский).

Но вернемся к странностям писателя.

В период 1844–49 гг., когда Тургеневу было около тридцати лет, В. Белинский описывает какие-то припадки, которыми писатель страдает два раза в год: «У него делаются судороги в груди, он раздирает себе руки, плечи, грудь щетками до крови, трет, эти места одеколоном и облепляет горчичниками». Что это были за пароксизмы, каков был их характер в дальнейшем? Современники не упоминают об этом более.

В возрасте 25–30 лет Тургенев любил «школьничать», изображал на своем лице «зарницу или молнию».

«Фарс этот начинался легким миганием глаз, подергиванием и перекашиванием рта то в одну, то в другую сторону и это с такой неуловимой быстротой, что передать трудно, а когда начиналось изображение молнии, то уже вся его физиономия до того изменялась, что он был неузнаваем; все его личные (лицевые) мышцы приходили в такое быстрое и беспорядочное движение, что становилось страшно» (В. Колонтаева).

Он мог в гостях вскочить на подоконник и кричать петухом, то просил позволенья представить сумасшедшего, то драпировался в мантилью хозяйки дома, бегал по комнате, прыгал на окна, изображал страх чего-то, или страшный гнев (Н. Огарева-Тучкова).

Впоследствии свидетельница этого представления Н. Герцен писала: «Странный человек Тургенев! Часто глядя на него, мне кажется, что я вхожу в нежилую комнату – сырость на стенах, и проникает эта сырость в тебя насквозь: ни сесть, ни дотронуться, ни до чего не хочется, хочется выйти поскорей на свет, на тепло. А человек он хороший».

Но самая главная странность молодых и зрелых лет – это тоскливая меланхолия с изрядным присутствием ипохондризма.