Психопомп

Ляжешь, милый мой, а куда ты денешься. И если не совершишь великих подвигов или еще более великих злодеяний, имя твое без следа поглотит, как сказал поэт, медленная Лета. Но между нами. Лоллий не утруждал себя размышлениями, в какой день произойдет зачатие. В ту пору ему было неведомо состояние несчастного, утратившего жизненную силу мужа, следующего к супружескому ложу, как на гражданскую казнь. Любовь к Ксении сливалась в нем с влечением столь сильным, что подчас он дивился, откуда что в нем берется – особенно если учесть бурную молодость, брак с… он даже вспоминать не хотел, и последующую затем череду пылких увлечений, безумных романов и опустошительных страстей. Он полюбил – и она ответила ему столь нежной, непорочной, преданной любовью, что первые годы супружества он едва дожидался часа, когда в их маленькой квартирке все стихнет, он останется наедине с Ксенией, и она, его горлица, поначалу скованная своей застенчивостью, сдержанно-стыдливая, едва размыкавшая губы для ответного поцелуя, вдруг начинала дышать все сильнее и с тихим стоном крепко обнимала его. И разве мог он запомнить день, когда она зачала? Зато она знала точно. Помнишь ли, уже беременная Марком, шептала она, ты был в бане. И помнить нечего: он в бане каждый понедельник. Да, это был понедельник, двадцать пятое. Католическое Рождество? Да, смеясь, отзывалась она. Он, наверное, будет католиком. Или она – католичкой. И Лоллий начинал вспоминать, как он явился, чуть хмельной, с не остывшим еще внутри жаром крепкой парилки, как повалился в постель и, кажется, успел увидеть какой-то отрадный сон, когда тихо прилегла с ним рядом Ксения, шепнув: «Спи, спи». В тот же миг он проснулся, притянул ее к себе и шепнул: «Мальчика, мальчика мне давай», и все время, пока был с ней, шептал в полубеспамятстве: «Ксюша, Ксюшенька, ты мальчика, Ксюша, мальчика…» В кухне двенадцать раз прозвенели часы. Волшебные белые цветы расцвели в ту ночь на темных оконных стеклах. Свирепый стоял мороз.

9.

Алексей Николаевич Питовранов, отец Лоллия, исчислял свою родословную до пятого колена; за прапрапрадедом Савватием, дьяконом псковской церкви Василия Великого на Горке, расстилалась безмолвная равнина. Тьма покрывала ее. Истоки бытия неисследимы – будь это начало всего человечества или начало лишь одного человека. Кто скажет, где и когда появился первый Питовранов? На русской ли земле? Или пришел с женой и малым сыном с Запада? Или явился с Востока, взял себе девицу из кривичей, прижил с ней добра молодца, поставил избу на высоком берегу Великой и из-за смуглого цвета лица, черных волос и темных глаз получил прозвище Вран? А сын его сына, будучи человеком богобоязненным и благочестивым, сказал священнику, отцу Феофилакту, отче, сказал он, не хочу быть Врановым, ты сам видишь, и волосы мои не так черны, как у деда моего, и глаза посветлели и стали карими, как у матери моей, дай мне другое имя. Отец Феофилакт помолился ко Господу, говоря: «Господь милосердный и всемогущий, ведающий не только дела, но и помыслы рабов Твоих, низвергающий сильных и ободряющий слабых, велящий горам воздвигнуться, а земле явить свои бездны, полагающий сроки всему живому и дающий упокоение мертвым, призри на желание раба Твоего и внуши мне благую мысль о наречении ему доброго имени». После чего честной иерей застыл, возведя глаза горе и пробыв недвижимо от солнца полуденного до солнца вечернего, покуда не скрылось оно за лесами по ту сторону Великой. И тогда в изнеможении, будто только что вспахал поле в пять десятин, сказал он, отныне буде имя твое Питовранов, дабы ты, и сыновья твои, и сыновья сынов твоих до скончания мира почитали Илию Фесвитянина, пророка, мужа великого, поразившего насмерть четыреста пятьдесят жрецов Бааловых, воскресившего сына вдовы Сарептской, вознесшегося на колеснице огненной и на конях огненных в сильном вихре на небо и собеседующего на горе Фавор с Господом Иисусом Христом. А в дни, когда предрек он засуху всей земле Израильской за грехи царя Ахава и нечестивой жены его Иезавель и когда по слову Господа он скрылся у потока Харафа, кто питал Илию в его уединении? Вороны носили ему пищу: хлеб и мясо поутру и хлеб и мясо по вечеру, а пил он из потока. Вот почему ты будешь отныне не Вранов, а Питовранов, ворон питающий будешь ты, во веки веков, аминь!