Психотерапевт

— Потому что, со слов Лорны, Нина собиралась сказать любовнику, что все кончено. И потому что все говорят, будто Оливер был добрейшим человеком, каких еще поискать.

— Так-таки все?

— Все, кто здесь живет! Его друзья и соседи.

Лео берет бокал, в котором почти ничего не осталось, и опрокидывает в рот.

— Я думаю, будь хоть малейшие подозрения на этот счет, полиция бы разобралась. — Лео встает из-за стола. — Мне надо поработать. Увидимся.

Я слышу его шаги на лестнице и в кабинете. И через минуту — скрежет металла о металл. Я знаю, что это за звук: выдвигается ящик шкафчика с документами. Значит, ключ от него где-то там, наверху. Или… Я выхожу в холл. Сумки у входной двери уже нет, нет и пиджака на столбике лестницы, куда Лео обычно его цепляет. Возможно, он носит ключ с собой. Но почему? Неужели дела его клиентов настолько конфиденциальны?

Глава 19

А НАУТРО Я ПОНИМАЮ, ЧТО НЕ СМОГУ. Не смогу пойти к Мэри. Не хочу притворяться, что между мной и Лео все хорошо, и не хочу встречаться с Тамсин. Вдруг она расскажет всем, что я расстраиваю Лорну?

— Поеду в Харлстон на выходные, — говорю я Лео. — Вернусь в воскресенье вечером.

Он удивленно смотрит на меня:

— Ладно, хорошо. Остановишься у Дебби?

— Да. Мне нужно побыть в каком-то другом месте.

— А что с ужином у Мэри?

— Можешь пойти один, если хочешь, — отвечаю я, зная, что он не захочет.

Я звоню Дебби:

— Ты в эти выходные занята?

— А что, ты хочешь приехать? Боже, я так рада, ты не представляешь, как я по тебе соскучилась! Лео тоже едет? Остановишься у меня? Места полно!

Я смеюсь — мне сразу становится легче. Дебби одна живет в большом загородном доме с четырьмя спальнями. Она не замужем, и, хотя в ее жизни были мужчины, сейчас она счастлива в одиночестве.

— Нет, я еду одна, и да, с удовольствием остановлюсь у тебя.

— Так даже лучше. Не то чтобы я против Лео, просто так мы сможем нормально поговорить, и ты расскажешь мне, как живется в Лондоне.

Она произносит это так, будто Лондон находится на другом краю земли. Просто Дебби, как и я, родилась и выросла в Харлстоне, к тому же ни разу не была в столице. Она предпочитает заниматься своими лошадьми и школой верховой езды.

— Удобно, если я появлюсь завтра?

— Да, конечно. Ты на машине?

— Да, приеду примерно к ланчу.

— Отлично!

Я звоню Мэри и, к моему облегчению, попадаю на голосовую почту. Оставляю сообщение — многословно извиняюсь, объясняя, что мне нужен отдых и я решила уехать на пару дней. Спустя десять минут она отвечает, что понимает меня, и я успокаиваюсь.

Вновь оказаться в Харлстоне и радостно, и грустно. Проезжая через деревню и глядя на высокие яркие мальвы, гордо несущие дозор вдоль пышущих жаром стен, и на огромные гортензии, выставившие белые шапки из-за садовых изгородей, я осознаю, как же мне всего этого не хватало. За месяц, прошедший с моего отъезда, многое изменилось. Желтый рапс на поле, через которое я любила ходить в местный магазин, скосили. Интересно, кто первым протоптал новую дорожку через перекопанную землю.

Дебби, вернувшаяся с конной прогулки на своем грозном Люцифере, чувствует, как я расстроена. Пока она вытирает сапоги обрывком газеты, я рассказываю ей о Лео и о том, как он скрыл от меня правду насчет дома.

— Вообще не понимаю, — Дебби озадаченно морщит лоб, — как можно было от тебя это скрыть. Неудивительно, что ты не рвешься возвращаться. Даже мне было бы не по себе, живи я в доме, где кого-то убили, а я вроде не из робких. — Вытерев сапоги, она идет к раковине мыть руки.

— А теперь на меня стали косо смотреть из-за того, что я хочу больше узнать об убийстве, — сообщаю я.

Дебби поворачивается, с ее локтей капает вода.

— А почему? — спрашивает она и тянется за клетчатым полотенцем.

— Им не нравится, что я задаю вопросы.

— Нет, я имею в виду — почему ты хочешь больше узнать об убийстве?

— Потому что там все не так однозначно. Кое-кто думает, что приговор ошибочный и это не муж ее убил.

— Значит, полиция вновь открыла дело? — спрашивает Дебби, разглядывая свое отражение в настенном зеркале в сосновой раме. Ее каштановые кудри, обычно буйные и непокорные, примяло каскеткой, и она ерошит их пятерней.

— Не думаю, что оно вообще было закрыто, — отвечаю я.

Дебби хмурится:

— А зачем ты в это лезешь? Извини, Элис, но я в чем-то понимаю людей, которые не хотят с тобой говорить. Оставь это, не буди лихо.

— Не могу.

— Почему?

— Потому что ее звали Ниной.

— О, Эллис. — Дебби подходит, садится рядом, обвивает рукой мои плечи, обнимает меня. — Перестань об этом думать.

Я смущенно опускаю голову. Дебби видела, как я сходила с ума по девочке, дочери наших общих друзей тут, в Харлстоне, родившейся задолго до смерти моей сестры. Звали ее Ниной. Она всегда мне нравилась, но после смерти моей Нины я чуть не рехнулась: покупала ей дорогие подарки и вообще не давала проходу, пока ее мать вежливо не намекнула, что это чересчур и надо остановиться. Я имела глупость обидеться, и дружба пошла прахом.

— Я пытаюсь, — тихо говорю я.