– О, профессор! Да-да, конечно. – Алла Мироновна осторожно высвободила локоть. – У вашего друга двухсторонняя пневмония. Вчера застукала его на лестничной клетке с сигаретой. Это недопустимо, надо избавляться от вредной привычки. Лечение, как обычно, антибиотиками. Сейчас состояние пациента удовлетворительное. Могу показать заключение рентгенолога. – И она стала торопливо перебирать истории болезни.
– Это детали, – остановил докторшу Малинин, – главное, наш пациент идет на поправку. Премного благодарен, коллега.
– Пожалуйста, говорите тихо, – попросила Алла Мироновна и на цыпочках вышла из палаты, прикрыв за собой дверь.
С минуту генерал о чем-то перешептывался с Цыбой. Потом выпрямился:
– Драгоценный ты наш, выздоравливай поскорей. Это приказ. Нас ждут великие дела. – И посмотрел на часы: – Все, бегу, бегу…
В палате долго еще витал аромат французских духов.
Сильно клонило в сон – видимо, сказывалось последействие закиси азота. Из дремы вывел звук отворяемой двери. В палату влетела Алла Мироновна:
– Березин…
Я приподнялся на локте.
– Почему вы покидали больницу? Как можно! Вам же после наркоза постельный режим предписан.
– Покидал больницу? Да никуда я не уходил.
– Неправда, я несколько раз проверяла. Вы более двух часов отсутствовали.
Я растерянно посмотрел на Цыбу. Тот пожал плечами:
– Ничего не знаю, спал я.
– Это что, шутка такая?
Алла Мироновна покачала головой:
– Какие уж тут шутки, я всю больницу на ноги подняла, в милицию звонила.
– В милицию?
– А что мне оставалось делать? Сами врач, должны понимать, после гастроскопии осложнения случаются.
– Позвольте, здесь какое-то недоразумение, – воскликнул я. – Может, меня с другим пациентом спутали?
Из-за спины врача выглянула тетя Соня:
– Не спутали, не спутали. Видела его, черта лысого. Выбежал на улицу прямо в больничной пижаме. С ним пацан был, страшилище какое-то. Они-то шапку и стибрили…
– Какой пацан, тетя Соня? Какая шапка?
– Глянь, отпирается! – всплеснула руками вахтерша. – Знаете, доктор, я внучку своему шапку справляла, ну, красноармейку, как раз звездочку дошивала. А тут эти двое из ворот выскочили как угорелые, хвать у меня из рук шапку и тикать. Что теперь Кольке своему скажу? А ну, шапку верни, окаянный! – топнула ногой тетя Соня.
– Все, хватит! – вконец разозлился я. – Не понимаю, что происходит. Может, после наркоза у меня сомнамбулическое состояние возникло. Пусть врачи разбираются. – И, натянув на себя одеяло, я демонстративно отвернулся к стене.
Закрыв глаза, попытался привести в порядок мысли. Как могло случиться, что из палаты я не отлучался, а меня два часа искали. Не отлучался, это точно. Чудеса, да и только! А тот, в буденовке… откуда он взялся? Хотя я веселящим газом был обдолбан, мало ли что могло привидеться!
А привиделось вот что. Будто я оказался в актовом зале Центрального дома журналистов, что на Никитском бульваре. И будто собрание обсуждает важный вопрос: откуда у человека рога? Какая только чепуха не причудится во сне. Да еще после наркоза!
В тишине раздался задумчивый голос Цыбы:
– А ведь я того пацана в буденовке видел…
9. Необыкновенный симпозиум
В 12.08 милицейский «жигуленок» резко затормозил у главного входа ЦДЖ. Когда старшина Левочкин и странное существо вышли из машины, толпа у входа расступилась. Но стоило тем скрыться за дверью, как страждущие войти внутрь сомкнули ряды. Над головами замелькали красные корочки, удостоверяющие право их владельцев на беспрепятственный вход в Дом журналистов.
Слух о прибытии гуманоида разнесся по всем помещениям здания, и небольшая аудитория на втором этаже в несколько минут набилась до отказа. Кыша провели в президиум, где за длинным столом уже сидели инициаторы симпозиума и представители науки. Левочкин остался стоять у двери. Заложив руки за спину, он с интересом наблюдал за происходящим. В голове навязчиво звучал наказ Соколова – «чучело» сдать ученым.