Психотерапевтические истории. Хроники исцеления

Затем она продолжила, сказав, что единственным препятствием на ее пути теперь остался страх перед ночью и сексом. Я сначала попытался использовать рациональный подход, указав, что это лишь небольшая толика ее жизни, несколько минут, ну, от силы час или два. Она заняла необычно смелую позицию по отношению ко мне. Уперлась и резко заметила, что мое мнение ошибочно и все популярные журналы со мной не согласны. Осадила она меня довольно умело. Ладно, тогда я продолжил более серьезный анализ (и с Джинни я разговариваю более серьезно) всего того, что у нее происходит в постели с Карлом. Мы это обсуждали уже много раз, но на этот раз мне все стало более понятно. С прежним бойфрендом у нее не было ночных сексуальных кошмаров, потому что он ее мастурбировал. С Карлом сначала дела шли нормально, очень естественно. Ей не надо было просить его поласкать ее. Затем она стала напрягаться, зажиматься, и порочный круг затянулся: напряжение блокировало ее спонтанность. Она страшилась и бранила себя за отсутствие непосредственности, но от этого напряженность только возрастала. С Карлом основная проблема заключается в том, что она так и боится попросить Карла помочь ей. Она почему-то полагает, что он воспротивится определенным вещам, будет считать их поражением или дешевым выходом из ситуации. Она объяснила разницу между двумя мужчинами тем, что первый друг был евреем, а еврейские мальчики более чувственные, полны сексуальных противоречий и стремятся удовлетворить девушку в силу конфликтов с собственными еврейскими мамочками. Ну что я мог сказать на такой проблеск мудрости? Этим она заставила меня погрузиться в мысли о своей собственной матери.

Встряхнувшись, я стал побуждать ее к анализу собственных страхов. Чего именно она боится? Ясно, что Карл ничего плохого ей не сделает. Что реально препятствует ее разговору с ним? Она рассказала о том, что обычно происходит ночью. Они идут спать, держась за руки, ложатся в постель, лежат рядом, и она боится что-либо сказать ему. А она хотела бы попросить его назвать ее по имени, посмотреть на нее или обнять ее. Я попытался убедить ее сделать к нему какое-то движение. Обхватить его рукой, поцеловать его или сказать ему, что она напугана и хочет, чтобы он ее обнял. Именно такой тип жеста она считает наиболее пугающим. Затем она полушутя высказалась, что ничего такого она делать не будет, так как я собираюсь уехать из города на две недели. А я и забыл, что мне надо уезжать. Из всего того, что сказала Джинни, у меня создалось впечатление, что она боится, что это ее последний этап в этом курсе лечения. Что с нами произойдет, спросил я, если она сможет поговорить с Карлом на интимные темы? О чем мы с ней должны будем говорить? Я сказал это наполовину серьезно, наполовину шутя, так как считаю это абсолютно уместным. Она лучше будет продолжать терапию, чем поправится и оставит меня. Она, однако, ответила довольно интересным образом. Она стала рассуждать, что может стать похожей на свою подругу Еву. Если она все это минует, то должна будет начать серьезно заниматься своим положением в обществе. Ей придется прокладывать себе дорогу в мире кулаками. Сделать карьеру, найти свое место в жизни. Я был поражен ее ответом, так как это означало, что Джинни начинает приближаться к серьезному рассмотрению всех этих вопросов. Не думаю, что за все время, что работаю с ней, я был когда-то так уверен в том, что она действительно изменилась. Вдруг она стала очень быстро продвигаться.

И все это произошло после того «полненького» занятия на прошлой неделе. Мне на ум внезапно приходит инцидент, имевший место во время моего годичного пребывания в Лондоне. Почему-то из моего анализа у доктора Р. мне запомнилось то, как он прозаично назвал меня очень умным человеком. Для меня почему-то это значило больше, чем все другие научные «самооценки», которые он предлагал. Мне интересно, не произойдет ли то же самое и с Джинни. Из всей той работы, которую я с ней провел, больше всего она запомнит то, что однажды я назвал ее пухленькой и привлекательной! Она пошла в направлении, совершенно противоположном той пациентке, на которую я наорал в прошлый раз перед занятием с Джинни. Анна позвонила и сказала, что, по крайней мере, временно она прерывает лечение. Думаю, меня действительно постигла с ней неудача, но расстаюсь я с ней с чувством облегчения. Что касается Джинни, то на следующей неделе мне будет недоставать встречи с ней. Я тут же вспоминаю реакцию моего коллеги, когда год назад мы просматривали с ним некоторые мои заметки о работе с Джинни. Его первым комментарием было: «Ты знаешь, я думаю, что ты чуть-чуть в нее влюблен».

1 февраля

Джинни